— Вы на самом деле не знаете? Не можете вспомнить, что было в вашей голове только что, когда вы молчали?
— Конечно, могу. — Я некоторое время не решаюсь, потом говорю: — О, дьявол, Зигфрид, я просто ждал, чтобы меня утешили. Я кое-что понял накануне, и мне было больно. О, ты не поверишь, как было больно. Я плакал, как ребенок.
— Что же вы поняли, Бобби?
— Я пытаюсь тебе рассказать. Относительно… ну, отчасти относительно матери. Но также… относительно Дэйна Мечникова. У меня были… были эти…
— Я думаю, вы пытаетесь рассказать что-то относительно фантазий — у вас анальный секс с Мечниковым, Боб. Верно?
— Да. Как ты все хорошо помнишь, Зигфрид. Плакал я о маме. Отчасти…
— Вы уже говорили мне об этом, Боб.
— Верно. — И я закрываюсь. Зигфрид ждет. Я тоже жду. Вероятно, хочу, чтобы меня еще уговаривали, и некоторое время спустя Зигфрид идет мне навстречу.
— Посмотрим, не могу ли я вам помочь, Боб, — говорит он. — Какое отношение друг к другу имеют ваши слезы о матери и ваши фантазии об анальном сексе с Дэйном Мечниковым?
Я чувствую, что внутри у меня что-то происходит. Как будто влажное мягкое содержимое груди начинает пузыриться в горле. Я чувствую это по голосу. Он был бы дрожащим и ужасно жалким, если бы я его не контролировал. Но я его контролирую, хотя отлично знаю, что такое утаить от Зигфрида невозможно; он получает информацию от датчиков и может судить о том, что происходит со мной, по напряжению мышц и влажности ладоней.
Но тем не менее я пытаюсь. Тоном учителя биологии, препарирующего лягушку, я говорю: «Видишь ли, Зигфрид, мама любила меня. Я это знал. И ты знаешь. Проявление логики; у нее просто не было выбора. И Фрейд однажды сказал, что ни один мальчик, уверенный в любви своей матери, не вырастает невротиком. Только…»
— Пожалуйста, Робби, это не вполне верно, к тому же вы философствуете. Но вам совсем не нужны эти преамбулы. Вы увертываетесь, верно?
В другое время я за это вырвал бы у него его цепи, но на этот раз он правильно оценил мое настроение. «Хорошо. Но я на самом деле знал, что мама меня любит. Она ничего не могла с этим поделать! Я был ее единственным ребенком. Отец умер — не прочищай горло, Зигфрид, я уже подхожу. Было логически необходимо, чтобы она любила меня, и я понимал это, никаких сомнений у меня не было, но она об этом никогда не говорила. Ни разу».
— Вы хотите сказать, что никогда за всю жизнь вы не слышали от нее: «Я тебя люблю, сын»?
……………………………………………………………………
ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
Корабль аЗ-77, рейс 036В51. Экипаж Т. Паррено, Н. Ахойя. Е. Нимкин.
Время до цели 5 дней 14 часов. Позиция — окрестности Альфа Центавра А.
Резюме. Планета земноподобная, покрыта густой растительностью. Цвет растительности преимущественно желтый. Атмосфера очень напоминает смесь хичи. Планета теплая, полярных шапок нет, и средняя температура примерно такая же, как на земном экваторе. Не зарегистрированы ни животная жизнь, ни подписи (метан и прочее). Некоторые растения хищные, они очень медленно передвигаются, переставляя выступающие части лозоподобных отростков, потом подтягиваются и переносят корни. Максимальная измеренная скорость такого передвижения — примерно два километра в час. Никаких артефактов. Паррено и Нимкин высадились и вернулись с образцами растительности, но умерли от токсикодендроноподобной реакции. На их телах образовались огромные волдыри. Начались сильные боли, зуд, они начали задыхаться, вероятно, из-за накопившейся в легких жидкости. Я не принес их на корабль. Не открывал шлюпку. Отцепил шлюпку и вернулся без нее.
Оценка Корпорации. Обвинения против Н. Ахойя не выдвинуты с учетом его репутации в прошлом.
…………………………………………………………………………………