Врата. За синим горизонтом событий

Я оставил ее спать в своей постели и побрел в Центральный парк. Позвонил Кларе, ее не было, оставил ей сообщение, где я, и провел около часа, лежа на спине и глядя на зреющие ягоды шелковицы. Никого не было, кроме нескольких туристов, забежавших ненадолго до отлета корабля. Я не обратил на них внимания, не заметил даже, когда они ушли. Мне было жаль Луизу, жаль всех Форхендов, но особенно мне было жаль себя. У них нет удачи, но то, чего нет у меня, причиняло мне гораздо большую боль: у меня нет смелости поискать, где моя удача. Больные общества выталкивают из себя авантюристов, как зернышки винограда. Но сами косточки мало что могут сказать об этом. Вероятно, так обстояло дело с моряками Колумба или теми пионерами, которые вели свои крытые повозки через территорию команчей. Они, должно быть, ужасно боялись, как и я, но у них просто не было выбора. Как и у меня. Но, Боже, как мне страшно…

Я услышал голоса: детский голос и легкий смех Клары. Я сел.

— Привет, Боб, — сказала она, останавливаясь рядом и положив руку на голову маленькой чернокожей девочки с пшеничными волосами. — Это Вэтти.

— Здравствуй, Вэтти.

Голос мой звучал странно, даже я это заметил. Клара взглянула внимательней и спросила: «В чем дело?»

Я не мог ответить одной фразой, поэтому выбрал только часть ответа. «Виллу Форхенд объявили мертвой».

Клара молча кивнула. Вэтти пропищала: «Пожалуйста, Клара. Брось мне мячик». Клара бросила мяч, поймала, бросила снова, все это в ритме адажио Врат.

Я сказал: «Луиза хочет вылететь в рейс с премией за опасность. Я думаю, она хочет, чтобы я… чтобы мы летели с ней».

— Да?

— Как ты? Дэйн что-нибудь говорил тебе?

— Нет. Я не видела Дэйна… не знаю сколько. Он улетел сегодня утром на одноместном.

— Даже без прощальной вечеринки? — Я был удивлен. Она поджала губы.

Девочка крикнула: «Эй, мистер! Ловите!» Она бросила мяч, и он полетел, как воздушный шар к причальной мачте, медленно, но все равно я его упустил. Мозг мой был занят чем-то другим. Не сосредоточиваясь, я бросил мяч обратно.

Минуту спустя Клара сказала: «Боб? Прости. У меня плохое настроение».

— Да. — Мой мозг продолжал работать.

Она примирительно сказала: «У нас было нелегкое время, Боб. Не хочу быть раздражительной с тобой. Я… я кое-что принесла тебе».

Я оглянулся, она взяла мою руку и что-то положила в нее.

Это был браслет побывавшего в полете, хичи-металл, не менее пятисот долларов. Я не мог позволить себе купить такой. Я смотрел на него, стараясь придумать, как ответить.

— Боб?

— Что?

Голос ее звучал раздраженно. «Полагается говорить спасибо».

— Полагается правдиво отвечать на вопросы. Не говорить, что не видела Дэйна Мечникова, если провела с ним всю ночь.

Она вспыхнула. «Ты шпионил за мной!»

— Ты солгала мне.

— Боб! Я тебе не принадлежу. Дэйн человек и друг.

— Друг! — рявкнул я. Мечников все что угодно, только не друг кому-нибудь. От одной мысли, что Клара была с ним, все у меня в паху переворачивалось. Мне это ощущение не понравилось, потому что я не смог определить его. Это не гнев, даже не ревность. Какой-то компонент этого чувства оставался неприлично закрытым. Я сказал, понимая, что это нелогично, слыша, что почти вою: — Я тебя с ним познакомил!

— Это не дает тебе права обладания! Ну, хорошо, — ответила Клара, — может, я и была с ним в постели несколько раз. Это не меняет моих чувств к тебе.

— Это меняет мое чувство к тебе, Клара.

Она недоуменно смотрела на меня. «И ты смеешь это говорить! Пришел сюда, пропахнув сексом с какой-то дешевой шлюхой!»

Она застала меня врасплох. «В этом нет ничего дешевого. Просто утешение человека, которому больно».

Она рассмеялась. Смех ее звучал неприятно. За ним слышался гнев. «Луиза Форхенд? Она и сюда пролезла».

Маленькая девочка держала мяч и смотрела на нас. Я видел, что она испугана. Я сказал, стараясь сдержать гнев: «Клара, я не позволю тебе делать из меня дурака».

— Ага! — сказала она с отвращением и повернулась, чтобы уйти. Я протянул к ней руку, она всхлипнула и изо всех сил ударила меня. Удар пришелся в плечо.

Это была ошибка.

Это всегда ошибка. Дело не в рационализации или оправдании, дело в сигнале. Неверный сигнал. Волки не убивают друг друга, потому что младший и более слабый сдается. Он ложится на спину, подставляет горло и машет лапами, показывая, что он побежден. Если бы не это, волков бы вообще не осталось. Почему-то мужчины обычно не убивают женщин и не забивают их насмерть. Не могут. Как бы сильно ему ни хотелось ударить ее, внутренние механизмы сдерживают. Но если женщина допустит ошибку, подав сигнал, ударив первой…

Я ударил ее изо всех сил пять раз — по лицу, по груди, по животу. Она с плачем упала. Я наклонился, поднял ее голову и абсолютно хладнокровно ударил еще дважды. Как будто танец, поставленный Богом, все абсолютно неизбежно; в то же время я чувствовал, что дышу так тяжело, будто взобрался на гору бегом. Кровь шумела у меня в ушах. Все затянулось красной дымкой.

Наконец я услышал слабый далекий плач.