Врата. За синим горизонтом событий

Стенограмма вопросов и ответов во время лекции профессора Хеграмета:

В.: Как выглядели хичи?

Профессор Хеграмет: Никто этого не знает. Астронавты не нашли ничего похожего на фотографию, рисунок или хотя бы книгу. Обнаружили лишь две-три звездные карты.

В.: А не было ли у них какой-нибудь системы накопления знаний, наподобие письменности?

Профессор Хеграмет: Конечно, система сохранения знаний должна была у них быть. Но я не знаю, какова она, хотя у меня есть догадка… Ну, это всего лишь моя личная версия.

В.: Какова же она?

Профессор Хеграмет: Подумайте о наших собственных способах сохранения информации и о том, как они были бы восприняты в дотехнологические времена. Если бы мы дали, допустим, Евклиду книгу, он догадался бы, что это такое, хотя не сумел бы прочитать ее. Но представьте, что было бы, если бы ему вручили магнитофонную ленту? Евклиду и в голову не пришло бы, что он держит в руках какую-то запись. У меня есть подозрение, нет, убеждение, что у нас уже имеются «книги» хичи, только мы не способны их узнать. Это может быть что угодно: брусок металла хичи. Q-спираль на кораблях, назначение которой до сих пор не известно. И кстати, это не новая мысль. Все предметы тщательно исследовались в поисках магнитных кодов, микродорожек, химического рисунка – и ничего не обнаружили. Но, может, у нас просто нет инструмента для прочтения этих записей.

В.: В действиях этих загадочных хичи есть что-то такое, чего я не понимаю. Например, почему они оставили туннели Венеры и прочие места своего пребывания? Куда отправились?

Профессор Хеграмет: Юная леди, меня тоже это выводит из себя.

– Давайте поговорим о другом, Боб. Меня интересует то, что вы сказали об этой женщине, Джель-Кларе Мойнлин.

– Зигфрид, ты снова охотишься за химерами, – возмущаюсь я.

– Я так не думаю, Боб.

– Но мой сон! Разве ты не видишь, как он нагружен символами? Что ты можешь сказать о материнской фигуре в нем?

– Позвольте мне выполнять мою работу, Боб.

– А у меня есть выбор? – угрюмо спрашиваю я.

– У вас всегда есть выбор, Боб, но я хотел бы напомнить ваши же слова, произнесенные совсем недавно. – Он замолкает, и я слышу свой собственный голос, записанный где-то на его лентах. Я говорю: «Зигфрид, там столько боли, вины и отчаяния, что я просто не могу с этим справиться».

Он ждет, чтобы я как-нибудь отреагировал на это, и немного погодя я отвечаю:

– Отличная запись, но я предпочел бы побеседовать о комплексе матери в моих снах.

– Мне кажется более продуктивным исследование другого момента, Боб. Возможно, они связаны.

– Правда? – Теоретически я готов обсудить эту эфемерную связь самым отвлеченным и философским образом, но Зигфрид быстро возвращает меня на землю:

– Ваш последний разговор с Кларой, Боб. Пожалуйста, скажите, что вы чувствуете при воспоминании о нем?

– Я уже излагал тебе все, что чувствую. – Мне это совсем не нравится и кажется пустой тратой времени. Я хочу, чтобы он понял мое отношение к вопросу по несколько раздраженному тону голоса и напряжению удерживающих ремней. – Это даже хуже, чем с матерью, Зигфрид.

– Я знаю, что вы хотели бы поговорить о матери, Боб, но, пожалуйста, сейчас не надо. Лучше расскажите мне о Кларе. Что вы испытываете в данный момент?

Я стараюсь честно понять, чего он хочет. Уж это-то я могу себе позволить. В конце концов я вовсе не обязан говорить ему все. Зато могу сказать то, что считаю нужным.

– Почти ничего, – наконец заявляю я.