Врата в будущее. Эссе, рассказы, очерки

Это — Запад. Между тем есть картины Рериха и на Востоке. О Рерихе писали и пишут. В России Л. Андреев и Ал. Бенуа. В Италии — Виттори Пика. В Финляндии — Аксель Галлен Каллела. В Дании — Лео Фейнбенгерг. В Англии — сэр Филипс. Во Франции — Дени Рош и Арсен Александр. В Америке — М. Фантон Робертс и Эггерс. У немцев — Петер Альтерберг.

Писали и пишут о «путях Рериха», об «истоках его творчества», о выраженном в искусстве художника «очаровании России».

Наше слово о мудром делании Рериха.

Вот уже несколько лет мысль Рериха остается свободной. Ничто не может овладеть ею. Его ум, склонный к широким обобщениям, ум мудреца не перестает искать таинственных связей между буднями нашего существования и миром извечной правды.

Чудесная и жестокая прозорливость его срывает все покровы, обнажая вселенную в ее изначальной красоте.

Он говорит нам, что мы «задумываем одежду» и «строим города и храмы», как наши далекие праотцы.

Мы протестуем. Но внутренне мы побеждены.

У него острый глаз, верное чутье и знание самых первичных эпох прошлого человечества.

Его тайна в непоколебимой мощи и широте его творчества.

Источник его творческой мощи в его стальной воле. Как в нашем безволии весь ужас нашего прозябания.

Нет ничего скрытого от нас. Он чувствует природу так же полно, как ощущает малейшее проявление человеческого духа. Ему понятна радость труда, как близок и час отдыха, свободного от всех пут повседневных забот и окрыленного мыслью об ином, нам сужденном, в грядущем существовании.

Его настороженное ухо привыкло слушать шелест прорастающих трав и шорох прибрежного камыша, ловить отдаленный бег зверя и внимать легкой поступи Незримого.

Наши слова скудны дать представление о его искусстве.

Наш язык беден для выражения его красочных снов.

Он видит краски, как мы ощущаем тепло и свет.

И то, что мы воспринимаем как тень, как отсвет предмета, как беспокойную игру пятен, он познает как реальность.

Мир для него — гармония. Для нас — беспорядок и хаос. Он учит нас видеть, как мы учим детей осязать видимое.

Обреченные року, мы проводим наши дни. Без веры. Без надежды на возможное освобождение.

И вот мы слышим стук в дверь нашего обиталища. Тревожный стук, предвещающий недоброе.

Сначала слышим только мы одни. Затем наши друзья, соседи. Соседи наших соседей и друзья наших друзей.

Из самых далеких концов мира до нас доносится весть, что там тоже.

Стук растет, усиливается, увеличивается.

При бледном свете сумерек при свете одинокой свечи мы робко отворяем дверь. Наши глаза слепнут от зарева всепожирающего пламени.

Мы видим гибель «Обреченного града» и тяжелую, источающую камни тучу, которая нависла над ним.

Мы слышим шум разрушения, треск низвергаемых зданий…

Мы видим бой на небе и на земле.

Лаву копейщиков и лучников. Тучи стрел и паруса кораблей, окрашенных кровью.

Мы слышим лязг мечей, стоны гибнущих и пронзительный «Крик Змия».

Мы видим сонмы воинствующих ангелов и блеск мечей над трупами побежденных.

Мы слышим звон чаш, победные клики пирующих на тризне и голос древнего Баяна, оплакивающий павших.

Перед нами, как видение в зареве пожаров и хаосе разрушения, предстает «Ангел последний».

Мы трепещем от страха. Мы зачарованы. Мы упиваемся музыкой огня. Нас пленяет невиданное зрелище.

Но вот «Прокопий Праведный отводит тучу каменную». В кровавых отсветах зари и дымных волнах пожара мы начинаем различать «Черный берег», неясные очертания кургана, где суровый жрец еще недавно приносил свои жертвы, и обугленных «Идолов».

Мы познаем тщету «Дел человеческих».

В нас пробуждается ненасытная любовь к миру.

Покой нисходит на нас. Мы начинаем любить благоуханную землю, цветочную ниву, вспаханную нашей рукой, прозрачность лилово-стальных вод и прохладу темного бора.

Мы с лаской припадаем к земле. Часами бродим по крутизнам сочно-зеленых холмов, любуясь серебристым ковром далекой степи. Следим за полетом белой чайки высоко над нашей головой и, заглядывая в синие глаза рыбаков, ищем в них, как в озерах, собственное отражение.

Мы взбираемся на вершины гор и оттуда наблюдаем бег золотистых облаков по чуть розовеющему небу «Границы царства» и синеющей дали «За морями земли великие».

Наше ухо, привыкшее к нестройному шуму боя, отдыхает среди великого молчания, каким объята вселенная в этот тихий час.

Мы ищем тишины, покоя и мира. И мы забываем на мгновение о душивших нас кошмарах, убаюканные мерным качанием колыбели на груди вечности. Среди утлого и мимолетного. Среди кичливых поступков и безумных страстей. Среди малых дел и бесцельных поисков голос Рериха звучит, как подземный рокот разрушенных городов, как голос ветра, пронесшегося над пустыней, где некогда была жизнь, а теперь песок, пепел дымного костра и черные призраки «Зловещих».

* * *

«Природа всезарождающая и всепожирающая есть собственное начало и конец, рождение и смерть. Она произвела человека собственным могуществом и берет его к себе назад».

Так учит мудрость Ману.

Многие ли из нас знают «восторг перед скалами, пропастями — живописными путями старой лавы»?

Многие ли из нас «изумляются кристаллам и морщинам каменных цветных наслоений»?