Врата трех миров

— Совет, и в особенности Мендарк, горели желанием избавить мир от Рулька, — ответил Иггур. — Они считали, что Запрещенные Искусы — единственный способ поймать его в ловушку, а я — единственный, кто может контролировать Искусы. Нас спасло только то, что к тому времени Непреодолимая Преграда защищала нас: ничто не смогло бы проникнуть сквозь нее. Иначе в тот раз нам не избежать бы более тяжелых последствий.

Лошадь Иггура обошла огромную яму на дороге, наполненную грязью. Впрочем, это помогло лишь отчасти. Вскоре они вместе с лошадьми были с головы до ног забрызганы желтой грязью.

— Но ведь Искусы окончились неудачей, — заметил Шанд, сделав глоток из своей фляжки с водой.

— Мужество оставило Совет в самый критический момент, и Мендарк бросил меня, вместо того чтобы поддержать. Рульк завладел моим разумом и, хотя позже его заточили в Ночной Стране, всю вину за неудачный ход событий свалили на меня и оставили меня умирать в одиночестве.

— Но ты не умер!

— Нет. Но меня свели с ума. Я бы отдал что угодно, лишь бы узнать, что тогда произошло на самом деле, но абсолютно ничего не помню. Сто лет просто выпали из памяти! Однажды утром я вылез из меховых шкур, огляделся и словно прозрел. Утренний свет показал все уродство и убожество моего существования — сто лет скотской жизни. От шкур, необработанных, полных вшей и блох, омерзительно воняло, да и от меня пахло не лучше. В пещере валялись кости и кусочки меха. Последнее, что я помнил до этого ужаса, — это что я был молодым и сильным. Красивым и блистательным. Я мог получить все, чего бы ни пожелал.

Они продолжили путь в молчании и ехали так все утро. Каждый был погружен в свои воспоминания.

— Эта деревня называется Спинкт.

Голос Шанда не сразу оторвал Иггура от его размышлений. Последний рассматривал домики, крытые соломой, которые были беспорядочно разбросаны справа и слева от дороги. У них был ухоженный вид, и кое-где в садиках из-под снега уже весело выглядывали зимние крокусы, желтые, как масло.

Седовласая старушка, стоявшая на крылечке, улыбнулась путникам беззубой улыбкой. На плече у нее сидел красно-синий попугай.

— Посмотри на этого урода! Посмотри на этого урода! — проверещала птица, когда они проезжали мимо.

— Это он о тебе! — хором сказали Шанд и Иггур и расхохотались.

— Отсюда мы можем ехать двумя путями, — заметил Шанд, когда они добрались до перекрестка. — Эта дорога более прямая, но она проходит через несколько больших городов. А та, что ведет налево, длиннее, зато проходит только мимо деревушек.

— Давай поедем обходным путем. Так меньше шансов, что меня узнают. — Иггур снова погрузился в свои думы, но тут вспомнил, что не закончил рассказ.

— Мне бы хотелось услышать остальную часть твоей истории, если только ты не против.

— Почему бы и нет? Несомненно, в ней есть параллели и с твоей жизнью. — Иггур отвернулся. Некоторое время они ехали, не произнося ни слова. Наконец он вздохнул и заговорил: — Так на чем я остановился? Да… Я даже не знал, где нахожусь, понимал только, что это было далеко от Альцифера, где против Рулька в тот раз проводились Запрещенные Искусы. Должно быть, в своем безумии я бежал много месяцев. — И снова долгая пауза.

— Вообрази, как я себя чувствовал в то утро. Мне хотелось бегать и кричать, вновь ощутив в себе молодость, но на самом деле я был несчастным инвалидом. Было больно ходить и даже говорить, да и сейчас еще бывает. Я совсем не тот, что прежде.

Сбросив шкуры, я бросился в речку и смыл с себя грязь. Подстриг волосы, бороду и ногти. Надо было начинать новую жизнь. Я не собирался наниматься на работу, поскольку слишком привык к одиночеству. Мне хотелось странствовать, увидеть руины былых цивилизаций Сантенара и выяснить, кто я теперь.

Мне нужны были одежда, еда, деньги. Все это я мог бы получить немедленно — стоило только применить свою магическую силу — она уменьшилась, но не исчезла. Таким образом я мог бы даже разбогатеть. Однако мне этого не хотелось: ведь Тайное Искусство однажды уже подвело меня.

Теперь Иггур и Шанд взбирались по крутому склону холма, их лошади увязали в грязи, и они решили спешиться.

— Так что же ты сделал?

— Я стал бродячим лудильщиком. У меня всегда были хорошие руки. Я чинил горшки, стулья, окна, тележки — все, что приходилось. Честно зарабатывая на жизнь, я исходил весь Лауралин. Так я прожил несколько столетий — долголетие мага не было у меня отнято.

Дорога превратилась в узкую тропу. Добравшись до вершины холма, они увидели, что впереди тропинка петляет по лугу, покрытому жесткой серой травой, давно высохшей. Слева протекала речушка. Прямо перед ними, у дороги, стоял разрушенный домик, вернее то, что от него осталось: труба, угол из двух стен и разбросанные камни. За домом виднелось старое фруктовое дерево, скрюченное и почти сгнившее. Одна ветка торчала вверх, и на ней было несколько желтых листьев. С этой ветки свисали две веревки — все, что осталось от детских качелей.

— Какое печальное место, — сказал Шанд. Эти развалины напомнили ему его собственную жизнь.