Врата судьбы

– Но ведь ему уже почти восемьдесят, – сказала Таппенс. – Я в этом вполне уверена.

– Да, я знаю, но он рассказывал о том, что происходило еще раньше, до него.

– Люди постоянно слышат о том, что произошло тогда-то и тогда-то, – возразила Таппенс. – И никогда не знаешь, правда или нет то, что они слышали. Как бы то ни было, пойдем и распотрошим Матильду. Только нужно предварительно переодеться, потому что в этом КК ужасно грязно и полно паутины, к тому же нам придется копаться во внутренностях.

– Хорошо бы найти Айзека. Он бы помог положить Матильду на спину, и тогда было бы легче подступиться к ее животу.

– Ты говоришь так, словно в прежней жизни был хирургом.

– А что, вполне возможно.

– Но мы не собираемся удалять посторонние предметы из желудка несчастной Матильды, если это будет угрожать ее жизни – она и так в ней едва теплится. Напротив, мы ее покрасим, и, когда в следующий раз приедут Деборины детишки, они смогут на ней покататься.

– У наших внуков и без того уйма всевозможных игрушек.

– Это не имеет значения, – сказала Таппенс. – Детям совсем не обязательно, чтобы игрушка была дорогой. Они охотно играют с обрывком бечевки, с какой-нибудь облезлой тряпичной куклой или с куском старого ковра: свернут его в трубочку, приделают пару пуговиц вместо глаз – и вот у них уже мишка, да еще самый любимый. У детей свои собственные представления о ценности игрушек.

– Ну ладно, пошли, – сказал Томми. – Вперед, к Матильде. Отправляемся в операционную.

Опрокинуть Матильду, то есть привести ее в положение, необходимое для произведения операции, оказалось нелегким делом. Она была довольно-таки тяжелая. Помимо этого, она была крепко сколочена – в ней было достаточно гвоздей, которые порой больно ранили руки. Таппенс вытирала с рук кровь, а Томми крепко выругался, зацепившись за гвоздь пуловером, который тут же безнадежно разорвался.

– Черт бы побрал эту проклятую конягу!

– Ее давно нужно было бросить в огонь, – вторила ему Таппенс.

В этот самый момент неожиданно появился старик Айзек.

– Что это вы здесь делаете? – с удивлением спросил он. – Да еще оба вместе. Что вам понадобилось от этой старой клячи? Может, вам помочь? Вы хотите ее вытащить наружу?

– Не обязательно, – сказала Таппенс. – Мы хотим ее перевернуть, чтобы вспороть брюхо и извлечь то, что хранится у нее внутри.

– Вы хотите сказать, что собираетесь вытащить что-то у нее из нутра? Как это пришло вам в голову?

– Именно это мы и собираемся сделать, – подтвердила Таппенс.

– Думаете что-нибудь там найти?

– Ничего, кроме мусора, – сказал Томми. – Однако было бы приятно удалить эту грязь и освободить место для чего-нибудь другого. Может, нам самим захочется держать там какие-нибудь игры – крокет, например.

– Здесь была крокетная площадка. Только очень давно это было. Во времена миссис Фолкнер. Да. Там, где сейчас клумба с розами. Только она была не очень большая.

– Когда же это было? – спросил Томми.

– Что, крокетная площадка? Ну, это еще до меня. Люди любят вспоминать разные истории о том, что случалось в старые времена. Судачили о каких-то спрятанных вещах, о том, кому понадобилось их прятать и зачем. Много было всяких разговоров, да только и вранья порядочно. Впрочем, может быть, кое-что было и правдой.

– Вы очень умный человек, Айзек, – сказала Таппенс. – И все, похоже, знаете. Но откуда вам известно о крокетной площадке?

– Да ведь я видел ящик с шарами и молотками, он давно уже там лежит, бог весть сколько. Не знаю уж, осталось что от него или нет.

Таппенс оставила Матильду и направилась в угол, где стоял длинный деревянный ящик. С трудом приподняв крышку, покоробившуюся от времени, она обнаружила там пару шаров, которые были когда-то красного и голубого цвета, и один-единственный молоток, погнутый и покореженный. Больше там ничего не было – только паутина.

– Да-да, это было, верно, во времена миссис Фолкнер, думаю, именно тогда. Говорят, что она даже участвовала в соревнованиях, – сказал Айзек.

– В Уимблдоне? – недоверчиво спросила Таппенс.

– Да нет, не то чтобы в Уимблдоне, этого я не думаю. Местные бывали соревнования, здесь же, в этих краях. Я видел фотографии в лавке у фотографа.

– У фотографа?

– Ага. В деревне, его зовут Дарренс. Вы же знаете Дарренса, верно?

– Дарренс? – неуверенно переспросила Таппенс. – Ах да, это тот, который продает фотопленки и тому подобное, да?

– Ну да. Только имейте в виду, это не тот прежний Дарренс, это его внук, я бы даже не удивился, если бы оказалось, что правнук. Он продает в основном открытки – обыкновенные почтовые, рождественские, поздравительные с днем рождения и разные другие. Раньше к нему ходили фотографироваться, у него целые кучи старых фотографий. К нему тут одна приходила недавно. У нее потерялась фотография прабабушки – то ли сгорела, то ли истлела от времени, – так вот она спрашивала, не сохранился ли у него негатив. Только я думаю, не сохранился. Но там у него целая куча разных альбомов.

– Альбомов? – задумчиво повторила Таппенс.

– Я вам еще нужен? – спросил Айзек.