Врата смерти. Том 1

Сартаны под руководством Совета трудились над тем, чтобы вернуть городу его былую красоту. Магия сартанов сделала мертвые деревья зелеными и уничтожила все следы разрушений. Вернув городу красоту, гармонию, мир и порядок, сартаны начали обсуждать, как сделать то же самое с остальными тремя мирами.

Спокойствие и красота будили воспоминания в душе Альфреда. Он наслаждался разговорами сартанов и множеством удивительных образов, созданных магией языка рун. Он слушал музыку рун и со слезами на глазах удивлялся, как он мог забыть подобную красоту. Он наслаждался дружелюбными улыбками своих братьев и сестер.

– Я мог бы быть счастлив здесь, – сказал он Оле.

Они прогуливались по городу по пути на заседание Совета Семи. Пес, который с того вечера не отходил от Альфреда ни на шаг, сопровождал их. Красота Сурунана питала душу Альфреда – только теперь он понял, что его душа едва не умерла от истощения.

– По этой улице даже я могу ходить, не спотыкаясь и не наступая на ноги прохожим, – задумчиво сказал Альфред.

– Я понимаю ваши чувства, – сказала Ола, с удовольствием глядя по сторонам. – Здесь все осталось как было. Кажется, что время остановилось.

Собака, чувствуя себя забытой, заскулила и ткнулась носом Альфреду в ладонь.

От неожиданного прикосновения холодного носа Альфред подскочил. Он в испуге посмотрел на собаку, перестал следить за тем, куда идет, и врезался в мраморную скамейку.

– С вами все в порядке? – участливо спросила Ола

– Да, благодарю вас, – пробормотал Альфред, поднимаясь и проверяя, все ли кости целы.

Он посмотрел на Олу в ее простой белом накидке, на остальных сартанов в таких же одеждах. Потом он посмотрел на себя и на свою поношеную темно-красную бархатную куртку – такие носили при дворе короля Стефана на Арианусе. Потрепанные кружевные манжеты были слишком коротки для длинных нескладных рук; чулки на неуклюжих ногах сбились к обвисли. Альфред потер лысину. Ему показалось, что улыбки его братьев и сестер из дружелюбных стали Покровительственными и жалостливыми. Ему вдруг захотелось схватить своих братьев за шиворот и трясти до тех пор, пока они не опомнятся.

«Время не остановилось! – хотелось крикнуть ему. – Прошли века. Юные, полные пламени миры успели остыть и состариться. Пока вы спали, целые поколения рождались, страдали, радовались и умирали. Но что это значит для вас? Не больше, чем пыль, покрывшая ваш прекрасный белый мрамор. Вы стерли пыль и собираетесь идти дальше. Но вы не можете сделать этого. Никто вас не помнит. Никто не хочет знать вас. Ваши дети выросли и покинули дом. Возможно, они живут не так уж хорошо, но зато они способны выбирать».

– Все-таки с вами что-то не в порядке, – озабоченно сказала Ола. – Если вы сильно ушиблись, Совет может подождать…

Альфред с удивлением обнаружил, что дрожит; его трясло от невысказанных слов. «Почему бы не произнести их? Почему бы не позволить им вырваться? Потому, что я могу ошибаться. Скорее всего я не прав. Кто я такой, в конце-то концов? Я не слишком умен. Мне далеко до таких мудрецов, как Самах или Ола».

Собака, привыкшая к внезапным падениям Альфреда, вовремя отскочила. Теперь она вернулась и смотрела на Альфреда с немым упреком.

«Я должна следить за четырьмя ногами, а ты только за двумя, – словно говорила она. – Думаю, ты мог бы справляться с этим получше».

Альфред вспомнил, как бесился Эпло каждый раз, когда сартан спотыкался на ровном месте.

– Я думаю, – сказала Ола, строго глядя на собаку, – нам не стоило брать с собой это животное.

– Он бы не остался, – ответил Альфред.

Кажется, Самах был того же мнения. Он с подозрением смотрел на собаку, сидящую у ног Альфреда.

– Вы говорите, что эта собака принадлежит патрину. Вы сами сказали, что патрин использовал это животное для лежки. Оно не должно присутствовать при заседании Совета. Выведите его. Раму, – Самах кивнул сыну, выполнявшему обязанности служителя при Совете [22], – выведи животное.

Альфред не возражал. Собака зарычала на Раму, но по приказу Альфреда позволила увести себя из зала Совета. Раму вернулся, закрыл за собой дверь я остался стоять у выхода, как ему и полагалось. Самах занял свое место за длинным столом из белого мрамора. Остальные члены Совета заняли места слева и справа от Самаха, по трое с каждой стороны. Все сели одновременно.

Сартаны в своих белых одеяниях, с лицами, на которых отражались мудрость и разум, выглядели прекрасными, величественными, сияющими.

Альфред, усевшийся на скамью просителей, остро чувствовал, как он отличается от них – съежившийся, поблекший, еще и лысый вдобавок. Собака лежала у его ног, высунув язык.

Взгляд Самаха скользнул по Альфреду и остановился на собаке Глава Совета нахмурился и посмотрел на сына.

Раму был изумлен.

– Но, отец, я же вывел его, и, – он оглянулся, – запер дверь! Клянусь!

Самах жестом приказал Альфреду встать и выйти вперед, в Круг просителей.

Альфред вышел, волоча ноги.

– Я прошу тебя вывести животное отсюда, брат Альфред вздохнул и наклонил голову.