Середин пообещал женщине быть верным совершенно искренне. Он не собирался позорить селянку, приютившую его под своей крышей, бегая от нее к кому-то еще, обманывая, хитря. Все вокруг должны знать, что нет в Беляне недостатков, что нечего ее кавалеру искать в других девках и хозяйках. Выбрал – значит, выбрал. Но простое обещание не обманывать, похоже, вызвало у Беляны какие-то совсем неправильные ассоциации.
– Иди же ко мне, иди! – Момент для выяснения деталей был явно не самым подходящим. И Олег отложил разговоры на потом.
После обеда ведун все же вернулся к возникшим поутру подозрениям, собрался и, перейдя реку, по ручью добрался до старицы, притаился в кустарнике. Вода была тихой и спокойной – к окруженному ивами и осиной узкому длинному водоему не пробирался ни единый ветерок. В кронах жизнерадостно пересвистывались пичуги, туда-сюда носились ласточки, отлавливая неосторожную мошкару, потрескивали прозрачными крыльями стрекозы, охотясь на мушек помельче. Пахло здесь не гнилью и болотом, а мятной свежестью, россыпи белоснежных бутонов, словно фата, накрывали поверхность воды от берега и до берега.
– А ведь на реке одолень-травы нету, вообще не растет, – припомнил Середин. – Тут что, заповедник? Специально там, где смертные не ходят. Но если не люди и не звери, тогда кто?
Примерно с полчаса он слушал и приглядывался – но так и не заметил ничего подозрительного. Ни плесков, ни шорохов, ни колыхания листьев и камышей. Давешняя водяная дева тоже никак себя не проявляла. Видать, отправилась искать гребешок в другом месте.
– Зря, – шепотом посетовал ведун. – Я ведь один прихватил. На всякий случай.
Он переправил серебряный кистень из-за пояса в рукав, осторожно выбрался на знакомый пляж и, мягко ступая по песку, углубился по тропинке в лес. Двигался Середин не спеша, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. На тропе, по которой не ходят местные жители, вполне могут оказаться капканы, настороженные специально на чужаков, сунувшихся в запретное место. Однако ни петель, ни натянутых в траве жилок самострелов, ни согнутых в дугу упругих кленов он так и не встретил. Вместо них на пути попалось с десяток гадюк и ярких медянок. Змеи сворачивались в клубки и шипели, не торопясь уступать дорогу, но противостоять ножнам сабли не могли, и одна за другой были отброшены в сторону.
Примерно через полверсты тропинка пошла вверх, на мохнатый от молодого ельника пологий взгорок. Ведун протиснулся между деревьями, едва-едва превышающими его высотой, и внезапно оказался перед плотно сбитым, оплетенным хмелем частоколом.
– Вот это да... – Середин опять замер, прислушиваясь, выронил из рукава кистень, пряча его обратно в поясную сумку, положил руку на рукоять сабли. Вблизи заборов и тынов в первую очередь следовало опасаться людей, а не нежити. Однако и здесь он не услышал ничего, кроме птичьей разноголосицы.
Ведун стал пробираться вдоль стены, отводя от лица смолистые еловые лапы, и уже через десять шагов оказался перед крепко запертыми и надежно заплетенными хмелем воротами. Возможно, на этом бы Олег и успокоился, в чужие владения не полез – но в щель между тыном и створками он углядел низкого пузатого идола, страшно похожего на Чура, и понял, что попал к святилищу. Святое же место должно быть открыто для всех!
Ведун вынул косарь, распорол побеги, связывающие ворота, и потянул обрывки растений на себя. Послышался низкий басистый скрип, и створки с неожиданной легкостью разошлись в стороны.
Внутри царило полное запустение. Во многих местах уже вытянулись высоко к небу березки и ольха, земля шелестела желтыми колосьями, на некоторых идолах уродливыми шапками возвышались вороньи гнезда, другие были заплетены паутиной или покрылись мхом.
– Ничего удивительного, что в Чалове столько нежити завелось, – пробормотал Середин. – Коли они святилище свое забросили, так и боги, вестимо, от них отвернулись. Как же так получилось-то?
Храм не носил никаких следов разрушения или наказания идолов, надругательства чужаков или проклятия иноверцев. На месте оставались алтари, следы украшений, догнивали корзины с подарками, поблескивал из-под пыли бисер былых украшений. Все выглядело так, словно как-то вечером, вознеся Срече положенные молитвы, люди закрыли врата святилища – и больше уже никогда сюда не вернулись.
Ломая ногами спелые колосья травы, Олег подступил к центральному идолу, поклонился ему в пояс:
– Приветствую тебя, Сварог, прародитель корня русского, созидатель мира и небес наших.
Затем с помощью косаря расчистил пространство вокруг идола, утоптал траву, убрал застарелые дары, превратившиеся в нечто серое, сухое и невесомое. Пошел по святилищу дальше, к задней стене, где обычно и ставили памятник его покровительнице.
– Приветствую тебя, Мара, прекраснейшая из богинь. Поверь, твое имя постоянно в моем сердце, и каждый день я возношу молитвы твоей красоте...