Врата Смерти

Достигнув поселения, Работная дорога превращалась в главную улицу. Здесь были сосредоточены все нехитрые развлечения, доступные свободным обитателям Макушки: питейное заведение Булы, несколько игорных лачуг и борделей. Улица упиралась в Крысиную площадь, в центре которой высилась «Крепость Саварка» — шестиугольная трехэтажная башня, сложенная все из того же известняка. Каторжников, за исключением Бенета, внутрь не допускали.

Макушка. Двенадцать тысяч узников, три сотни караульных. А еще — бордельные шлюхи, обслуга заведения Булы и игорных лачуг, обслуга местного малазанского гарнизона, их жены и дети. В Макушке нашли себе пристанище и торговцы. По выходным дням Крысиная площадь на несколько часов превращалась в рыночную, и торговцы, как могли, заманивали к себе покупателей, соперничая друг с другом. Еще один слой населения Макушки составляли изгои и оборванцы всех мастей, которые предпочли эту дыру трущобам Досин Пали.

— Жаркое, наверное, уже остыло, — проворчал Бенет, когда они подходили к заведению Булы.

Фелисина отерла вспотевший лоб.

— Это даже хорошо. Не могу есть ничего горячего.

— Ты пока не привыкла к здешней жаре. Через пару месяцев тебе тоже будет зябко по вечерам.

— Сейчас еще все стены пышут жаром. Вот в полночь и ранним утром мне бывает по-настоящему холодно.

— Перебирайся ко мне. Я не дам тебе замерзнуть.

Фелисина почувствовала: Бенет опять впадает в мрачное расположение духа. Такие перемены в настроении случались у него внезапно, без всяких причин. Она молчала, надеясь, что Бенету станет не до нее.

— Крепко подумай, прежде чем отказываться, — добавил «король» Макушки.

— Була звала меня к себе в постель, — сказала Фелисина. — Хочешь посмотреть на нас? А можно и втроем.

— Она тебе в матери годится, — сердито бросил Бенет.

«Да и ты мне в отцы годишься», — подумала Фелисина. На этот раз Бенет не поддался дурному настроению. Дыхание его стало ровнее.

— Чем тебе не нравится Була? Такая пышечка, мягкая и теплая. Подумай, Бенет.

Он обязательно задумается над ее словами и, скорее всего, останется у Булы. Фелисина это знала. «Теперь можно не бояться, что он потащит меня к себе. По крайней мере сегодня. Геборий ошибается. Здесь бессмысленно думать о завтрашнем дне. Здесь живешь от часа к часу. Ты должна выжить, Фелисина, чего бы это ни стоило. Дожить до мгновения, когда окажешься лицом к лицу с Таворой, и тебе будет мало океана крови, который выльется из жил твоей сестры. Ты должна дождаться этого мгновения, Фелисина. А потому выживай. Час за часом. День за днем…»

Рука Бенета была потной. Он уже предвкушал ночь с Булой.

«Однажды мы снова встретимся с тобой, сестра».

Геборий не спал. Укутавшись в одеяло, он скрючился возле очага. Он следил глазами за вошедшей Фелисиной. Она заперла дверь лачуги и набросила на плечи грубое покрывало из овечьей шкуры.

— Похоже, тебе все больше нравится такая жизнь. Или я ошибаюсь, Фелисина? — спросил историк.

— А ты еще не устал судить чужую жизнь, Геборий?

Она сняла с крюка винный бурдюк и стала рыться в мисках, сделанных из половинок тыквы. Все они были грязными.

— Бодэн все еще гуляет. Ему ты тоже будешь читать назидания, когда вернется? Бесполезное это занятие, Геборий. Бодэна нельзя попросить даже о такой мелочи, как вымыть миски.

Отыскав миску почище, Фелисина плеснула туда вина.

— Это иссушает тебя, — сказал Геборий, пропуская ее колкости мимо ушей. — Ночь за ночью. Тебя надолго не хватит.

— У меня уже был отец. Второго мне не надо, — огрызнулась Фелисина.

Геборий вздохнул.

— Клобук накрой твою сестру! — пробормотал он. — Погубить тебя — это слишком просто. Ей захотелось издевательств поизощреннее — чтобы изнеженная четырнадцатилетняя девчонка превратилась в общедоступную шлюху. Если Фенир услышит мои молитвы, Тавору ждет страшная участь.

Фелисина молча пила вино, затем сказала:

— Ты ошибся, старик. В прошлом месяце мне исполнилось пятнадцать.

Геборий и в самом деле показался ей невероятно старым. Он выдержал ее дерзкий взгляд, затем снова отвернулся к очагу.

Фелисина налила себе еще, после чего тоже расположилась возле квадратного очага. Вместо дров здесь жгли сухой навоз, который почти не давал дыма. Очаг имел высокие стенки, сложенные из обожженного кирпича, и чем-то напоминал крепостную башню. Его окружало подобие рва, заполненного водой. Благодаря такому остроумному устройству в лачуге не было недостатка в горячей воде для мытья и стирки. Высокие стенки очага дольше удерживали тепло. Пол покрывали куски тканых досинских дорожек и камышовые подстилки. Сама лачуга стояла на сваях высотою в пять футов.

Фелисина села на деревянную скамеечку и принялась греть озябшие ноги.

— Я сегодня видела, как ты волок свою повозку, — сонным голосом сказала она историку. — Ганнип шел рядом и размахивал хлыстом.

Геборий усмехнулся.

— Они забавлялись целый день. Ганнип объяснял всем подряд, что ему велели отгонять от меня мух.

— Он поранил тебе кожу?

— Пустяки. Ты же знаешь: узоры Фенира прекрасно затягивают все раны.

— Раны — да. Но не боль. Я же вижу, что тебе больно.

Историк язвительно скривил губы.