— Клобук вас накрой, Дюкр, что вы их хороните? Они пока живы. И мы пока живы, не забывайте! Кстати, вы тоже входите в отряд. Меня послали известить вас об этом. Выступаем вечером, после десятой стражи. Собираемся к девятой, у очага Нила.
— Я отклоняю это приглашение.
— Какое приглашение? Это приказ. Мне велено оставаться при вас и проследить, чтобы вы никуда не улизнули.
— Чтоб Клобук вас прибрал!
— Не волнуйтесь, скоро приберет.
«До берега Паты еще девять дней. Мы напрягаем все силы ради достижения очередной промежуточной цели. И в этом — гениальность Кольтена. Он добивается от нас невозможного и делает это очень умело, обманом заставляя совершать
— Ну хорошо, выследим мы этого тифанского полководца, убьем его, и что потом? А потом на его место придет другой, — сказал Дюкр.
— Придет, но не такой толковый и храбрый. И на примере своего предшественника он будет знать: действуешь посредственно — остаешься жить. Покажешь свои способности стратега — прощайся с жизнью. Поверьте, Дюкр, никому не хочется гибнуть. Даже во имя Шаик.
«Ты прав, капитан. Кольтен метко пускает стрелы страха и неопределенности. Пока он ни разу не промахнулся и потому верит, что не промахнется и в будущем. И нам не остается иного, как верить вместе с ним, ибо день, когда удача изменит Кольтену, будет днем нашей гибели. До реки Паты — девять дней. Хотите, чтобы мы оказались там через
— Капрал Лист, да проснись же ты наконец! — не выдержал Лулль.
Капрал приоткрыл глаза, огляделся и снова впал в дремоту.
— Дюкр, неужели вы не заметили, что у парня горячка от жажды?
Историк взглянул на Листа. Капитан был прав: пылающие щеки, лихорадочно блестящие глаза.
— Послушайте, Лулль, утром он не был таким. Честное слово.
— Но после утра прошло уже одиннадцать часов! И с тех пор у него во рту не было ни капли воды?
«Одиннадцать часов? Это значит, скоро вечер?»
Капитан развернул лошадь и крикнул, чтобы нашли лекаря. Его крик потонул в грохоте копыт, скрипе колес и стуке шагов.
«Я совсем перестал замечать время. Мне казалось, утро было совсем недавно. Неужели прошло целых одиннадцать часов?»
Не дождавшись лекаря, Лулль куда-то ускакал и вскоре вернулся с Нетрой. Девочка восседала все на той же чалой лошади. Подхватив поводья лошади капрала, Лулль передал их Нетре, и она увезла Листа.
— Меня так и тянет попросить Нетру потом заняться вами, — сказал Лулль. — Вы когда в последний раз прикладывались к воде?
— К какой воде, капитан?
— У нас есть особые запасы для солдат. Каждое утро вы приходите за водой, получаете свой бурдюк, а вечером возвращаете его пустым.
— Разве в нашей пище нет воды?
— Там лишь молоко и кровь.
— Для солдат запасы воды есть. А что пить беженцам?
— Воду, которой они сумели запастись на берегу Секалы, — ответил Лулль. — Мы поклялись их защищать, но нянчиться с ними не обязаны. Я слышал, вода заменяет беженцам деньги, и кто-то неплохо наживается на ее продаже.
— Кто-то наживается, а дети умирают.
Лулль кивнул.
— Вот вам и вся сущность человечества. Кому нужны пухлые тома исторических хроник, если умирают дети? Два этих слова подытоживают все несправедливости мира. Можете написать мои слова, и вам больше не понадобится никаких рассуждений.
«А ведь этот самоуверенный капитан прав. Наши дела, наша мораль, споры о вмешательстве богов — все это гроша ломаного не стоит, потому что от нехватки воды и скверной пищи умирают дети. Можешь быть уверен, капитан Лулль, я напишу твои слова. Они — как старый меч. Невзрачный, с тупым и зазубренным лезвием, но его удар достигает сердца».
— Мне даже нечего вам возразить, капитан.
Лулль достал из седельной сумки бурдюк с водой.
— Не надо возражать. Сделайте несколько глотков. Не отталкивайте мою руку — пыль и так доконала ваше горло.
Дюкр послушно глотнул воды и язвительно улыбнулся.
— Надеюсь, вы исправно ведете свой «Список павших», — сказал Лулль.
— Нет. Боюсь, я начал сбиваться.
Лулль отрывисто кивнул.
— Как обстоят наши дела? — спросил Дюкр.