Врата Изгнанников

— Расслабься, — сказал Вейни и ослабил хватку, он уже просто поддерживал мужчину левой рукой. Потом он довел его до склона, где стояли лошади — хорошо выученные и ждущие, но нервничавшие из-за запаха волков и разложения. Он поискал взглядом поводья Эрхин, но Моргейн уже вложила их ему в руку, и удерживала кобылу прямо перед ним. Он не стал предлагать пленнику стремена, учитывая, что руки того были связаны. Вейни просто прислонил его к боку Эрхин и предложил свои руки как стремена. — Левая нога. Давай.

Человек подчинился. Вейни поднял его наверх, прижимая к себе, Эрхин переступала и дергалась, пленник повалился животом на седло, стараясь не упасть с лошади. Вейни поставил на стремя собственную левую ногу, правой толкнулся и перенес ногу через низкую заднюю луку седла и свернутое одеяло, одновременно держа человека так, чтобы он не сполз вниз. Потом, пока Моргейн с трудом удерживала Эрхин на месте, он сел позади пленника, заняв большую часть седла; мужчина опирался на него, ногами обхватив переднюю луку седла, потому что сил перенести ноги через нее у него не было.

— Я позабочусь о нем, — сказал Вейни и взял поводья, которые Моргейн протянула ему.

Она бросила на него озабоченный взгляд. Ну, подумал он, дело сделано; теперь он хотел только убраться подальше от этого места, туда, где они будут пониже и не такие заметные, где запах смерти не будет лезть в ноздри — но сейчас он держал его перед собой в образе человека, вдыхал его ртом, насколько это было возможно, и думал, что даже его оружие и одежда не избавятся от этого запаха еще много дней.

Человек, сидевший прямо перед ним, мучительно закашлял. Болезнь и чума, подумал Вейни. Он уже бывал в таких местах. Он натянул повод, следя глазами за Моргейн, которая уже села на серого. Жеребец тоже беспокойно крутил головой, ржал и дергался, но она быстро заставила его слушаться. Они осторожно поехали по усеянной костями верхушке холма.

— Те, кто заковал тебя, — спросил Вейни у пленника, — они близко?

Возможно человек понял его. Возможно нет. В любом случае он не ответил. Время от времени все его тело сотрясалось от кашля, мучительного и тяжелого, после чего он, истощенный, валился на Вейни, чем дольше они ехали, тем больше его тело скручивалось от боли.

— Он теряет сознание, — сказал Вейни Моргейн. — Я думаю, что его силы на исходе.

Через какое-то время голова человека упала на грудь, и он полностью откинулся на Вейни, потеряв сознание. Но когда Вейни приложил руку на сердце человека, он почувствовал, что оно бьется ровно и сильно. Это сильное сердце, решил он, сердце упрямого человека, сражающегося вопреки всему, такой человек мог бы понравиться ему — мог, если был честным воином, а не грязным предателем, а на этом Пути он видел немало врагов и сумасшедших.

Моргейн опять отвела их к дороге, пересекла ее и оказалась в месте, где маленькая речка бежала среди лесистых берегов. В последнем свете дня они скакали без дорог среди деревьев, по стране, в которой, теперь они это знали, жили волки и люди, похоже на волков. Пока этого достаточно.

Они дали ему воды, долго везли его, оцепенелого, пока не заехали далеко в глухой лес перекошенных деревьев, положили на берегу ручья и освободили руки, мужчина из этой странной пары дал ему небольшой походный хлебец, смоченный ликером, таким крепким, что драл горло.

После чего они оставили его на траве, а сами стали разбивать лагерь, и Чи, глядя ранеными, болевшими глазами, видел, что как они снуют взад-вперед вокруг крошечного костра, призрачные и зловещие. Сердце Чи билось в панике, когда кто-нибудь из них подходил поближе, и успокаивалось только тогда, когда они занимались своими собственными делами. Теперь он знал, что находится в безопасности, на некоторое время, как точно знал, что волки не тронут его, пока не съедят тело очередной жертвы: в такие моменты он мог немного отдохнуть.

Тень упала между ним и костром. Он проснулся и увидел, что к нему протянулась рука, но продолжал делать вид, что находится без сознания, даже когда она опустилась ему на лоб. — Чай готов, — сказал мужчина на языке кел, — пей.

Он не собирался признаваться в обмане. Даже тогда, когда рука скользнула под шею, а его сердце билось как сумасшедшее; он оставался неподвижным, пока мужчина поднимал его голову и поддерживал его за плечи.

Но чашка, которая коснулась его губ, пахла травами и медом. Несколько капель просочилось через губы, теплые и приятные, он не выдержал, рискнул, проглотил их — глоток вызвал кашель и ему пришлось признаться в обмане. Чашка вернулась, опять появилась около его губ. Он опять выпил, из глаз потекли слезы, он сражался с болью в горле; потом третий глоток, после чего его голова опустилась на колено мужчины и чья-то рука нежно погладила ему лоб.

Он рискнул открыть глаза, и встретил лицо такого же человека, как и он сам — но Чи давно научился не доверять внешности.