Кажется, незнакомцу было не слишком многое известно об убийстве Тогрина. И Стужа решила оставить его в неведении. Весть о том, что коркирский трон снова свободен, и так быстро распространится.
— У нас договор, — уклончиво ответила девушка. — Я вернусь с ним в Марашаи через месяц, когда закончу одно дело.
Он зевнул:
— Найдешь Аки?
Услышав это, Стужа резко села. Меч в ножнах лежал на расстоянии вытянутой руки. Девушка взглянула на клинок, затем на незнакомца:
— Ты чертовски неплохо осведомлен для бродяги.
Кимон снова зевнул.
— Сама подумай. — Он вытянулся на земле и повернулся на бок. — Любой дурак догадается. Ты была телохранителем Аки, Трас Суртиан ее доверенным офицером. Вы надеетесь, что она жива и разыскиваете ее. Что еще это может означать?
Стужа отвела глаза:
— Это может означать, что мы собираемся отомстить за нее.
— Кому?
Стужа не ответила. Она сама точно не знала.
— Может, мне остаться, чтобы выяснить? — сказал Кимон после продолжительного молчания.
Она взглянула на его темный силуэт:
— Ты не понимаешь, во что ввязываешься.
— Когда это меня останавливало? — ответил он. — Неведение — лучший дар богов.
— Значит, ты безрассудный осел, друг. — Она не хотела оскорблять его, но он предлагал свой меч, не спрашивая, чем рискует. Резкие слова или оскорбления были несправедливой платой за предлагаемую Кимоном помощь. Стужа сама немало путешествовала, и ей было хорошо известно, как много значит встретить в пути друга, с которым можно разделить ужин, поговорить, а иногда и спеть.
— Прости, — сказала девушка. — Скачи с нами сколько захочешь, уйдешь когда пожелаешь, и больше никаких вопросов. Мы разделим с тобой все тяготы пути, но предупреждаю, никто не знает, что ждет нас в конце.
Кимон сделал едва заметный жест.
— Все дороги одинаковы, и мы оба знаем, куда они ведут. — Стужа услышала лязг и увидела наполовину обнаженный меч. — Вот наша плата за проезд. — Он снова лег на спину и мгновенно уснул.
Девушка вытянулась, скрестила ноги, положила под голову руки и зевнула, но сон все не шел к ней. Она считала звезды, плывшие по черному небу. Наконец села и стала смотреть на дорогу, по которой они приехали. Ей казалось, что она различает полыхающие дома сожженной деревни, слышит детский плач. Стужа закрыла глаза, видение не рассеивалось. Она была виновницей их несчастий. Ее руки превратились в факелы, в Руки Славы, которые испепеляли все, к чему бы ни прикасались. «Спит ли Уна? — спросила себя Стужа. — Может ли она спать?»
Небо на востоке порозовело. Начинало светать. Утренний воздух был свежим и теплым и предвещал знойный день. Стужа подошла к Ашуру, надела на него седло и подтянула подпругу.
— Мне не нравится этот бродяга, — проворчал Трас Суртиан.
— Мало ли что тебе не нравится, — раздраженно ответила девушка, затем посмотрела вокруг. Лошадь Кимона паслась где-то вдалеке, и юноша пошел за ней.
Утро преподнесло ей сюрприз. В солнечном свете она увидела, что Кимон был совсем молод, во всяком случае не старше нее. Однако возраст мало что значит для мужчин, напомнила она себе. Он говорил, а главное, действовал так, будто был много взрослее.
— Он нам не нужен, — продолжал настаивать Трас Суртиан. — Он бродяга, ему нельзя верить. Какое ему дело до убийц Аки?
— У него есть меч, — возразила Стужа.
Кимон направлялся к ним, ведя свою лошадь под уздцы.
— Знаешь, я не стану спорить. В Шадаме он доказал, что может быть полезен. Этого для меня достаточно. К тому же он разделил с нами свои припасы. Он может ехать со мной столько, сколько захочет.
Кимон был уже достаточно близко, чтобы расслышать последние слова девушки. Он посмотрел сначала на нее, затем на Траса:
— Какие-то проблемы из-за меня?
— Нет, — солгала Стужа и метнула на Траса Суртиана взгляд, грозивший войной в том случае, если капитан осмелится возражать. — Надо трогаться. До Кефалении несколько недель езды, к тому же мы не знаем, сколько потребуется времени, чтобы найти человека, которого мы ищем. — Она облизала губы. — Кроме всего прочего, я голодна и хочу мяса. Надо будет поохотиться по дороге.
— С чем? — буркнул Трас Суртиан, не поднимая на нее глаз.
Девушка вздохнула. Кожа скрипнула, когда она садилась в седло.
— Ты сегодня, верно, встал не с той ноги. — Она улыбнулась, сверкнув зубами. — Если бы ты был маленьким, я бы тебя отшлепала, Трас. Но в нашем случае придется потерпеть, может, мне удастся научить старого пса новым фокусам.
Кимон приторочил к седлу свою сумку, затем спальный мешок.
— Вероятно, Трас был начальником дворцовой стражи слишком долго, — подмигнул он Стуже.
— А ты придержи свой язык, — рявкнула она, прежде чем старый коркирец смог за себя заступиться. — Про тебя еще никто не слагает песен в тавернах.
Кимон имел довольно смущенный вид, когда уселся в седло.
— Извините, — произнес он и больше не сказал ни слова.