– Там живые! – крикнул еще один спецназовец. – Есть реакция. Там есть живые!
У русского десанта на вооружении был еще один прибор. Первоначально его разработали для того, чтобы определять, есть ли выжившие под завалами, он каким-то образом регистрировал биоритмы сердца метрах на тридцати, даже под завалами. Потом кому-то пришло в голову, что группе солдат тоже не помешает заранее узнать, если рядом есть кто-то живой, тем более если он прячется. Испытания показали, что при установке на технике прибор отказывал, а вот группе спецназа, крадущейся лесом или горным ущельем, он будет в самый раз. Прибор был дорогим, но он того стоил – в Персии спас не одну сотню жизней, предупреждая о засаде.
– Бойся!
Взрыва не было слышно, только потянуло дымом, а потом камни в полу начали падать вниз. И тут же снизу раздался то ли лай, то ли вой, от которых даже прошедшим Персию и Афганистан стало не по себе. Внизу что-то было.
– Вперед!
Пулеметчик посветил в дыру и тут же с криком открыл огонь. Несколько выстрелов сделал и боец, который был рядом.
– Что там?
– Свет туда! Свет!
Что-то мелькнуло внизу, а потом метнулось вверх, атакуя скопившихся у ямы солдат с тем же самым лаем-воем. Но солдаты были начеку – град пуль опрокинул атакующее существо, отбросил назад, на камни.
– Твою мать…
Это были собаки. Лучи фонарей, свет которых можно было увидеть только через прибор ночного видения, пробивали темноту, скрестившись на двух изорванных пулями существах, лежавших на камнях. Взрыв пробил дыру в какой-то коридор, охраняемый этими существами, и они атаковали. Существа эти были похожи на доберманов, но при этом размеры их превосходили самого крупного добермана, какого когда-либо доводилось видеть кому-либо из русских. Господи… да они в холке выше метра! Похоже, они крупнее кавказской овчарки!
– Двое вниз, – приказал Островский, сам с трудом сдерживая мысль о том, что они открыли дорогу в преисподнюю, – остальные прикрывают. Потом я и еще двое.
Спуститься вниз на камни было не так сложно – можно было просто спрыгнуть. Вопрос был, – удастся ли выбраться.
На всякий случай дострелили собак. Идти в таком узком коридоре можно было только колонной по одному, поэтому в голову передали единственный группе пулемет, взятый на всякий случай. К поясу того, кто идет первым, привязали веревку, чтобы вытащить, если что. Хорошо, что взрыв был направленным – мог бы рухнуть весь коридор.
– Осторожно вперед, – приказал Островский. На пулемете был не фонарь, а настоящий прожектор, света он давал более чем достаточно. Сам Островский шел третьим – самая безопасная позиция в группе.
Короткий коридор.
– Наклон вниз, – предупредил пулеметчик, – снижается.
Пахло дерьмом. Собачьим дерьмом так, что дышать было невозможно. Вадим понял, что собак держали тут постоянно, еду им скорее всего бросали с кухни, каким-то образом убирали и отходы… но не все. Вопрос: что они охраняли?..
– Ступеньки, – предупредил пулеметчик.
– Винтом?
– Нет, нормальные. Вверх.
– Осторожнее.
Тоннель шел вверх. Никто не удивился бы, если бы в конце концов запахло серой.
– Решетка, – предупредил пулеметчик, – хода нет.
– Сбивай.
Замок оказался сделанным на совесть, поддался с восьмого выстрела из пистолета.
– Иду вперед, – комментировал пулеметчик, – коридор, неосвещенный. Примерно один пятьдесят… кто его только строил. Двери. Вижу двери. Двери… кажется, сталь. Нет… дерево, обитое сталью.
– Вскрывай.
Первая же дверь принесла им удачу. Лучи фонарей высветили человека в монашеском капюшоне в небольшом темном, но уютном помещении. На крики «лежать!» он не отреагировал.
– Qui sunt vobis amicos?[69] – спокойно спросил он.
Когда Островский приблизился, осторожно отодвинул капюшон – он едва смог сдержать крик…