Враг за Гималаями

Кто истинный автор шифрованной рукописи? По крайней мере не Лукошников, который в трехстрочном заявлении об улучшении жилищных условий умудрился сделать дюжину ошибок…

Как удается Тамарке-санитарке, она же Доан Динь Тхи, так ловко, а главное, так убедительно, менять свое внутреннее обличье?

Каким путем попала к ней малява, написанная на древнегреческом языке, а потом и кусок проволоки, которым были открыты наручники?

Мысли эти, постепенно теряя ясность, как бы сливались между собой, превращаясь в нечто напоминающее глубокую, черную трясину, и душа Донцова, развоплощаясь, тонула в ней, оставив тело ворочаться и мучительно подрагивать на койке.

Однако уснуть окончательно ему не дал телефонный звонок.

Донцов ожидал чего угодно – весточки от Цимбаларя, наконец-то уломавшего несговорчивых лингвистов, сообщений дежурного по отделу, разузнавшего что-то интересное, доклада эксперта-криминалиста из главка, которого он упросил-таки сделать анализ вне всякой очереди – но только не этого голоса, вкрадчивого и негромкого, как бы лишенного четко выраженной половой и возрастной принадлежности, хотя и явно незнакомого, но вроде бы уже где-то слышанного.

– Это квартира следователя Донцова? – таков был первый вопрос звонившего после традиционных «алло» и «здравствуйте».

Ответ прозвучал предельно лаконично:

– Да.

– Простите, а как вас величать по имени-отчеству?

– Кто это говорит? – Сердце Донцова, уже немного успокоившееся, забилось в прежнем лихорадочном ритме.

– Скоро узнаете, – пообещал незнакомец. – Так как все же? Иван Иванович? Карл Карлович?

– Странно… Телефон мой вы знаете, а имя-отчество почему-то нет.

– Номер вашего телефона написан на аппарате, – хладнокровно пояснил незнакомец.

– А все мои паспортные данные можно найти в документах, хранящихся по соседству с телефонным аппаратом! – осерчал Донцов.

– В отличие от вас я не считаю для себя возможным заглядывать в чужие документы, – голос был по-прежнему спокоен.

– Кто вы в конце концов такой? Представьтесь, или я брошу трубку.

– Можете называть меня Олегом Наметкиным.

Нечто подобное Донцов ожидал с самого начала, и тем не менее это был настоящий сюрприз. Ведь сюрпризом можно назвать что угодно, вплоть до злого розыгрыша.

– Олег Наметкин умер десять дней назад, и его тело давно кремировано, – резко ответил он.

– Глупо было бы отрицать очевидные факты. Но из всех возможных имен это для меня самое близкое.

– Вам эти дурацкие шуточки еще не надоели?

– Ну зачем же так? Не надо нервничать. Вы все же следователь с приличным стажем, а не кисейная барышня. Вам ли бояться оживших мертвецов? Давайте поговорим спокойно. Как мужчина с… прошу прощения, я, кажется, слегка заговорился… Как благородный человек с благородным человеком.

– Хорошо, Олег Наметкин, – с нажимом произнес Донцов. – Давайте поговорим. Хотелось бы знать: какова цель вашего звонка? Просто поболтать? Вам стало скучно на том свете?

– Только не надо язвить. Об упомянутом вами том свете я знаю предостаточно, и смею вас уверить, что это совсем не тема для упражнений в остроумии… А звоню я вам с чисто прагматической целью. У меня есть к вам одна просьба. Или, если хотите, предложение.

– Слушаю внимательно.

– Хотелось бы, чтобы нас оставили в покое.

– Кого это вас?

– Не разыгрывайте наивность. Вы меня прекрасно поняли. Конечно, все мои доводы в собственную защиту бездоказательны, но, поверьте, ставя нам палки в колеса, вы совершаете огромную ошибку, которая может сказаться плачевным образом не только на судьбе наших потомков, но и предков. О нынешнем поколении я даже и не упоминаю. Осмыслить мой тезис трудно, но тем не менее это истинная правда… Кроме того, все ваши потуги тщетны. Бессмысленно бороться с предопределенностью. Как ни старайся, а нас не одолеть. Все, что мне предстоит совершить, однажды уже свершилось, и лучшим доказательством этому является хотя бы тот факт, что я сейчас беседую с вами. Наше противостояние является лишь неотъемлемой частью всеобщего вселенского плана, в соответствии с которым существует и развивается мироздание. Вы, как умеете, досаждаете нам, мы, как можем, сопротивляемся. Обе стороны вдохновенно играют свои роли в грандиозной пьесе, финал которой заранее известен, но сюжет целиком зависит от импровизации актеров. Вот только заигрываться не следует, а вы, по-моему, грешите этим.

У Донцова было много недостатков и слабостей, но за словом в карман он никогда не лез. А вот сейчас сидел на койке, прижав телефонную трубку плечом к уху, и даже не знал, что ответить загадочному собеседнику.

– Почему вы молчите? – В голосе человека, назвавшегося Олегом Наметкиным, послышалась тревога.

Наконец Донцов выдавил из себя:

– Короче, вы считаете, что в нашем мире все предопределено?

– Конечно, неужели вы сами не сознаете этого? Для меня, например, сие является бесспорной аксиомой. А повидал я, смею заметить, немало. Мне дано было познать цену жизни и смерти, мгновения и вечности, полной свободы и рабской зависимости.