Враг за Гималаями

— Представь себе, в тот самый, где кантовался Наметкин. Но попрошу не обобщать. Всякие аналогии здесь неуместны.

— А этаж?

— Достал ты меня! — застонал опер. — Тот этаж, тот! Только крыло другое. И зачем я тебе все это рассказал!

— Слушай, мне нужен Ухарев. — На Донцова вдруг накатил охотничий азарт, чувство столь же древнее и неукротимое, как голод и похоть.

— Мне тоже. Кто же от гарантированной премии откажется.

— Тогда давай поможем друг другу. Мне Ухарев, тебе премия.

— Если бы это было так просто, я бы его и сам давно повязал.

— Но ведь другие его как-то находят. Мужья постылых жен и жены неверных мужей.

— Хочешь знать технологию?

— Хочу.

— Тогда слушай и мотай на ус. Хотя сомневаюсь, что моя наука тебе пригодится. Знаешь, как называется наше время?

— Время перемен. — Донцов ляпнул первое, что пришло в голову, хотя правильнее было бы сказать что-то вроде: «Время прокладок и памперсов».

— Нет, время организованной преступности, — поправил его опер. — Даже карманник обязан отстегнуть часть своей добычи авторитету, который держит этот район.

— Вот так новость! Ты мне прямо глаза на жизнь открыл.

— Подожди язвить и слушай дальше. Само собой, что киллера-единоличника никто терпеть не будет. Свои же братья-бандиты поймают, и в сортире утопят. Спокойно работать можно только под надежной крышей.

— Какая же надежная крыша имеется у мелкого киллера Ухарева?

— Это как раз и не важно. Важно совсем другое. Наша блатная братва кучкуется в основном на Октябрьском рынке. Легально состоят в охранниках, а нелегально пасут всех дельцов, начиная от торговок семечками, и кончая оптовиками. Вид эта публика имеет весьма колоритный. — Опер провел ладонью по своему бритому черепу. — Вычислить их можно с первого взгляда. Допустим, ты потенциальный клиент, который уже навел справки у знающих людей.

— Допустим, — кивнул Донцов.

— Смело подходишь к этим шурикам и говоришь: «Надо бы с Кондуктором увидеться, дело есть». Тебе отвечают: «Иди пока, парень, погуляй, а мы подумаем, про какого такого Кондуктора ты нам фуфло толкаешь». Первый контакт состоялся. Отходишь себе в сторонку. История эта может не иметь никакого продолжения. Значит, ты чем-то братве не глянулся. В другом случае к тебе подваливает мелкий шкет и спрашивает, какое именно дело у тебя имеется к дяде Кондуктору. Излагаешь свою просьбу. После этого контакт опять может оборваться. А может и продолжиться. Тебе предлагают завтра в определенное время подойти в определенное место. Там и состоится конкретный разговор. Другой шкет, который первого, наверное, и не знает, берет все установочные данные жертвы, и назначает цену. Да не с потолка, а вполне определенную, как в прейскуранте. На домохозяйку одна цена, на таксиста — другая. Сразу отдаешь все деньги. И с приветом. Ты их не знаешь, они тебя не знают. Иди домой и начинай готовиться к похоронам того, кого ты заказал.

— А не обманут?

— Никогда! — с чувством произнес опер. — Блатные — самая добросовестная и обязательная публика в нашей стране. Если взялись кого-то убрать, то обязательно уберут. Бывают, конечно, накладки. От них никто не застрахован. Но человек, ежедневно пользующийся общественным транспортом, и не имеющий надежной охраны, заранее обречен. Пусть он даже будет Брюсом Ли или Ильей Муромцем.

— Факт, безусловно, печальный.

— Какой уж есть. Но без ложной скромности скажу, что нашими стараниями поголовье киллеров сокращается. А теперь слушай сюда. — Опер наставил на Донцова свой указательный палец, словно из пистолета прицелился. — Предупреждаю, не вздумай сам лезть в это дело. Я-то уже понял, что у тебя на уме. Блатные народ ушлый и изворотливый. В нашей жизни они лучше любого профессора разбираются. Милиционера с ходу вычисляют, по одной только роже, как фашист еврея. Кроме того, их бывшие сотрудники органов втихаря консультируют. За скромное вознаграждение своих, суки, сдают. Ты еще и на рынок зайти не успеешь, а там уже самая последняя шавка будет знать, что сюда легаш ряженый топает. С тобой даже разговаривать никто не станет. Это в лучшем случае. А могут и подрезать. Чтоб другим неповадно было.

— Зачем же милиционера на стрелку посылать! Можно тихаря незасвеченного использовать.

— Это ты думаешь, что он незасвеченный. Урку не обманешь… А кроме того, где ты возьмешь тысячу баксов? Деньги-то в любом случае пропадут. Их авторитет в собственные руки получает, а уж потом с исполнителем делится. И учти, кукла не пройдет. Фальшивки тоже. Это равносильно, что мусульманину вместо баранины кусок свинины подсунуть.

— Проблема, конечно, серьезная, но разрешимая. — последние слова Донцов не сказал, а скорее выдавил из себя.

Вновь навалилась слабость, уже ставшая привычной, но каждый раз все равно пугающая. И сам опер, и все окружающие его предметы утратили вещественность, словно отодвинувшись в какой-то совсем другой, иллюзорный мир.

Хорошо хоть, что нынче слабость пришла одна, без тошноты и рвоты.

— Что с тобой? — донеслось как бы издалека. — Расстроился от моей трепотни?