Попытки решить сырьевую проблему предпринимались в рамках четырехлетнего плана чисто административными мерами: путем расширения производства разного рода заменителей и суррогатов. Однако таким образом удовлетворить столь огромные потребности на длительную перспективу было невозможно. Поэтому Гитлер был весьма близок к принятию решения о том, чтобы сначала расширить «жизненное пространство» на Востоке и заполучить необходимое сырье и лишь потом начать войну на Западе. К тому же и колониальные требования уже были далеки от игры в покер, когда германское руководство пыталось добиться столь желанного взаимопонимания с Великобританией. Кроме того, пассивность британской политики давала прекрасные шансы на развитие следующей фазы восточной экспансии, и Гитлер был готов заплатить за это отказом от колоний. В этом смысле предложение, сделанное полякам (Данциг за часть Украины), вписывалось в систему такой «меновой торговли» с Англией: Германия отказывается от колоний, а Англия «развязывает руки» Гитлеру на Востоке. Именно так диктатор излагал основы своей внешнеполитической программы в книге «Майн кампф».
В начале 1939 г. и Франция не представляла для Гитлера никакой угрозы. Ее внешняя политика, казалось, не была направлена на то, чтобы договариваться с рейхом и рассматривать Восточную и Юго-Восточную Европу как сферу интересов Германии.
Французский Генеральный штаб, однако, не видел причин тормозить восточную экспансию Германии, поэтому действия СССР и Польши вовсе не принимались в расчет. Наилучшими гарантами безопасности для французов были линия Мажино и Великобритания{266}.
Расчеты Гитлера могли и не оправдаться. В таком случае наилучшей защитой для него от западных держав, наряду с возводившимся на Рейне Западным валом, был бы союз с Италией и Японией, для создания которого он прилагал много сил. Антикоминтерновский пакт носил в то время не только антисоветский характер, но и был, по мнению Гитлера, острием копья, направленным против Британии. Союз с Италией мог связать в Средиземноморье объединенный франко-британский военный потенциал, а альянс с Японией — повернуть Великобританию в сторону Азии и удерживать США в зоне Тихого океана{267}. Одна лишь видимость угрозы вполне могла заставить западные державы вести себя спокойно, когда он начнет против СССР свою войну за жизненное пространство, поскольку Запад едва ли проявил бы желание с риском для себя спасать загнивший коммунизм в Советском Союзе. Такие расчеты не были направлены на то, чтобы сначала разбить Запад и этим обеспечить себе потом возможность наступления на Восток.
Все старания создать союз трех держав к началу 1939 г. не увенчались успехом, так как партнерам не удавалось скоординировать их интересы и создать совместную доверительную основу боеспособного альянса. Токио подтверждал, что направлением его основного удара остается Советский Союз, но отказывался бросать вызов Великобритании и США. Рим, при всей его показной «дружбе», также весьма сдержанно демонстрировал свою готовность слепо следовать планам Гитлера и оказаться в тупике, довольствуясь лишь районом Средиземного моря и Восточной Африкой. Италия и Япония испытывали страх перед риском войны с западными державами, а вот германский «дранг нах остен» весьма воодушевлял их. Если бы Гитлер продвигался в этом направлении, то его партнеры вполне могли выиграть от этого и, вероятно, расширить собственную свободу действий. Тут «друзья», как в игре в покер, начали вовсю вести скрытую борьбу друг с другом, чтобы снизить собственный риск и переложить на плечи другого.
Без сомнения можно утверждать, что в этом проявлялся весь Гитлер, который настойчиво стремился начать войну, хотел наконец нанести свой удар и мыслил большими категориями. Союзные ему Италия и Япония тем временем не проявляли никакой спешки, а Польша, расположения которой он так домогался, никак не отвечала взаимностью. Выступая на секретном совещании перед представителями Верховного командования 10 февраля 1939 г., фюрер четко заявил, что все предшествовавшие мелкие шаги были частью одного большого плана. Главная задача — это «судьба нашей расы в будущем столетии», а «предстоящая битва» станет «настоящей войной мировоззрений»{268}. Говорило ли это о повороте в сторону Великобритании и о первостепенной значимости войны на Западе? Трудно сказать. Пока Гитлер продолжал мечтать о том, что Польша, наконец, полностью вольется в антисоветский фронт, все его отдельные шаги по развязыванию военного противостояния с СССР и уничтожению этой страны имели смысл. Время для такой интервенции зимой 1938/39 г. еще не наступило. В мае-июне 1939 г. он мог рассчитывать не только на более приемлемые погодные условия и на то, что вермахт к тому времени стал бы намного сильней, но и на лучшие условия для стратегического сосредоточения и развертывания собственных войск и для подрывной работы в рядах противника.