23 июня состоялось обсуждение положения на фронте, на котором было затронуто множество практических вопросов, обусловленных результатами окончания кампании во Франции. В рабочих записях Гальдера мы не найдем никаких замечаний относительно России, они встречаются в рабочих документах подполковника Бернхарда Лоссберга, отвечавшего в штабе оперативного руководства вермахта за оперативные вопросы сухопутных войск. Исходя из его заметок, Гитлер выразил убежденность, что Англия вскоре пойдет на уступки, потому что сражаться с надеждой на успех британцы смогут только в том случае, если им удастся втянуть в войну США и СССР{411}.
Нужно ли делать из этого вывод, что уже наступил тот момент, когда следует начать наступление на СССР? Это имело бы смысл только в том случае, если бы были достигнуты договоренности с Лондоном, так как в ходе расширения военных действий против британцев германский удар на Востоке естественным образом лишь воодушевит врага на Западе.
Но если, с другой стороны, существовала полная уверенность в том, что противника на Востоке удастся сокрушить в кратчайшее время, одновременно угрожая противнику на Западе, чтобы после победы на Востоке снова развернуться на Запад, то в такой стратегии был определенный смысл. Это никак не было связано с идеологией национал-социализма или с многоступенчатой программой Гитлера. Такая идея соответствовала логике серединного расположения Германии, которая еще во времена Шлиффена, до Первой мировой войны, привела к появлению плана, в соответствии с которым врага следовало сдерживать ограниченными силами на Западе или на Востоке, чтобы превосходящими силами добиться решительной победы на другом фронте. Именно эта идея с тех пор насквозь пронизывала и определяла стратегическое мышление Германии.
Гитлер постоянно находился под давлением мысли, что Россию необходимо лишить роли английского «штыка на континенте», что следовало предотвратить такую ситуацию, когда бы под влиянием Англии Россия могла повернуть свои военные силы против рейха. Такого рода мысли давали ему повод для принятия решения о подготовке войны на Востоке, но вот насколько всерьез думал он об этом именно 23 июня, не совсем ясно. Из мыслей и рассуждений Гитлера можно, в конце концов, сделать вывод, что у него были хорошие консультанты, советовавшие развивать взаимопонимание со Сталиным, потому что только так можно было лишить Англию ее мужества. Такой стратегический контекст был, между прочим, далеко не новым. Еще пятнадцатью годами ранее в своей книге «Майн кампф» Гитлер отмечал как величайшую ошибку кайзеровской Германии тот факт, что она позволила втянуть себя в войну на два фронта, вместо того чтобы договориться с одной из сторон, т. е. с Англией или Россией.
Спустя два дня после совещания у Гитлера Гальдер обсуждал с начальниками отделов ОКХ последствия приказа о сокращении и реорганизации сухопутных войск, после чего сделал запись в своем дневнике: «Новая точка зрения: решающая роль — Востоку». Это заставляет насторожиться. При подготовке к изданию в 1962 г. дневников Гальдера его редактор, историк Ганс-Адольф Якобсен, сделал примечание, что «это запланированное Гитлером усиление Восточного фронта (включая 9 быстрых дивизий) стало реакцией на продвижение Советского Союза в Прибалтике»{412}. В настоящее время в результате ряда исследований стало известно, что это Гальдер сам инициировал проведение данных мероприятий{413}. В приказе о перегруппировке сухопутных войск, подписанном верховным главнокомандующим сухопутными войсками, восточная граница никоим образом не рассматривалась как драматический второстепенный аспект. В то время как на Западе против Англии были сосредоточены восемь армий, на Востоке с целью обеспечения безопасности была предусмотрена только одна армия. Она должна была получить личный состав и оснащаться за счет расположенных там резервных дивизий, а также дивизий седьмой волны. Причем речь шла о частях, сформированных в конце 1939 г. с целью создания резерва для Французской кампании, в которые были призваны преимущественно солдаты так называемых «седых» возрастов{414}.