Шарп, следивший за ним, заставил себя повернуться и, перемолвившись парой слов с часовыми, стал подниматься на крышу цитадели. Он взбирался по винтовой лестнице, пока не почувствовал чистый морозный воздух с холмов, и лишь тогда глубоко вдохнул, стараясь очистить мысли от мрачных мыслей. Проклятье страшило его. Хотелось схватиться за отсутствующую винтовку: на ее прикладе Шарп в одном месте сколупнул лак и всегда мог прикоснуться пальцем к некрашеному дереву, чтобы снять проклятье, орудие зла. Каждого проклятого настигает зло, а уж проклятье Хэйксвилла, воплощения зла, и подавно.
Человек может сражаться против пуль и байонетов, даже против ракет, если понимает, как они действуют. Но никто не знает, как действует невидимый враг. Эх, если бы подкупить Судьбу, солдатскую богиню, – но она капризна и никогда не бывает верна своим обещаниям.
В голове Шарпа вдруг мелькнуло, что если он увидит звезду, всего одну, проклятье будет снято. Он повернулся и оглядел темное небо, но не смог разглядеть ничего, кроме тяжелых туч. Напрасно он шарил взглядом: звезд не было. Потом его позвали со двора, и Шарп спустился вниз ждать утра.
Глава 26
Жители Адрадоса рассказывали, что встречали у Господних Врат призраков. Солдаты тоже верили в них, хотя с местными и не общались: слишком уж древними были здесь здания, слишком затеряны были они в горах, а воображение в таких условиях разыгрывается не на шутку. Добавлял страха и ветер: он выл в руинах, качал острые шипы терновника, вздыхал на перевале.
Часовыми у пушки в подвале монастыря были четверо французских солдат. Они присматривали за замком, хотя обзор иногда закрывала белая завеса: ветер поднимал снежные вихри в долине, подхватывал и бросал с перевала, так что иногда все пространство между монастырем и замком казалось заполненным сверкающими белыми парусами.
А за спинами часовых, за испорченной гвоздем пушкой, громоздились пирамиды черепов – самое место для призраков. Солдаты тряслись от холода и страха, стараясь не упускать из виду британских часовых, отчетливо различимых на фоне отблесков горевшего в замковом дворе костра. Потом очередной порыв ветра взметал призрачную снеговую завесу, проносил на запад и обрушивал за гребень перевала.
Над головой стучали кувалды, приглушенные толстыми перекрытиями: скоро артиллеристы получат свои амбразуры в южной стене.
Пожилой француз, удобно привалившись к самой батарее черепов, закурил короткую трубку, но остальные, видя это, лишь отчаянно крестились и кутались в свои шинели.
– Пар, – произнес один.
– Что?
– Думал тут. Пар, вот на что это было похоже. Пар.
Они обсуждали странное оружие, разорвавшее колонну в клочки. Куривший сплюнул.
– Пар, надо же, – презрительно бросил он.
– А ты видал когда-нибудь паровой двигатель? – спросил первый.
– Нет.
– А я вот видал, в Руане. Чертовски много шума! Почти как сегодня утром! Огонь, дым, шум. Так что это пар!
Новобранец, молчавший весь вечер, наконец набрался храбрости и выпалил:
– Отец говорит, за паром будущее.
Первый взглянул на него с сомнением: поддержка безусого юнца значила не слишком много, но он решил, что и она не помешает.
– Вот! Я же говорю! Видал одну такую штуку на мельнице. Чертовски здоровое помещение, куча чертовых рычагов ходят вверх-вниз, и отовсюду дым! Как в аду, честное слово! – он покачал головой, подразумевая, что повидал ужасы, не доступные их пониманию, хотя, если говорить по правде, видел все это одним глазком и сам ничего не понял. – Прав твой папаша, сынок. Пар! Он будет повсюду.
Слушатели расхохотались:
– И будет у тебя паровой мушкет, Жан.
– А почему бы и нет? – мысли о будущем разбудили воображение первого солдата. – Будет и паровая пехота. Говорю вам, будет! Видали, что поутру случилось?
– Ох, я бы сейчас со шлюхой погрелся, и чтоб пар из ушей...
Снаружи раздался треск, потом радостный крик, и на снег рухнул еще один кусок стены. Куривший трубку выдохнул облачко дыма, быстро унесшееся в сторону перевала.
– Им бы лучше не новые дыры бить, а эту заделать.
– А еще лучше отправить нас назад, в чертову Саламанку.
В отдалении послышались шаги. Жан вгляделся за пирамиду черепов.
– Офицер.
Тихо сыпля ругательствами, они поправили мундиры и приняли позы, предполагавшие неусыпное бдение за гуляющей снаружи метелью. Лейтенант остановился у пушки.
– Происшествия?
– Никаких, сэр. Все тихо. Думаю, они все уже улеглись в свои постельки.
Офицер поковырял ногтем забитое запальное отверстие.
– Скоро все кончится, парни.
– Они тоже так говорили, сэр, – куривший махнул трубкой в сторону черепов неизвестных монахинь.
Лейтенант оглядел пирамиду:
– Чуток жутковато, нет?
– Нам плевать, сэр.
– Ну, скоро все кончится. Наверху уже четыре гаубицы, скоро будут еще четыре: их как раз устанавливают. Через часок откроем огонь.
– И что будет потом, сэр? – спросил Жан.
– Потом ничего! – ухмыльнулся тот. – Охраняем пушки и наблюдаем за атакой.
– Правда?
– Честное слово.