Двойняшки принялись радостно повизгивать, только по лицу старшей пробежала тревожная тень.
— Всё будет хорошо, милая, — шепнула племяннице Ханни. — Ступайте с тётушкой Пегги, а я вас догоню. Идёмте, мистер Веттели, я провожу вас к брату, — ни один мускул в лице не дрогнул, и голос звучал буднично и ровно.
Только на лестнице, ведущей в мансарду, она на секунду остановилась, взяла руку Веттели в свои ледяные, дрожащие ладони и прошептала:
— Да хранят вас боги, мальчик! Хранят вас боги!
— Всё будет хорошо, миссис Пулл, — обещал он тихо. — Идите вниз, дальше я сам. Он насторожится, если услышит, что поднимаются двое. На двери нет замка?
— Пока нет. Он говорил, что нужно врезать, но ещё не успел. Просто запретил нам заходить без стука.
— Хорошо, — Веттели нашёл в себе силы улыбнуться. — Я постучу.
Постучал.
— Уходи, Ханни, — донёсся из-за двери хриплый, мёртвый, но очень знакомый голос. — Я сыт.
Должно быть, решил, что сестра принесла завтрак.
Веттели толкнул дверь.
Хорошо, что на лестнице глаза успели привыкнуть к полумраку. В мансарде было темновато, единственное окно оказалось плотно зашторенным. Но сколько-то света занавески пропускали — достаточно, чтобы разглядеть, во что капрал Пулл успел превратить своё пристанище. Комната ещё хранила следы недавнего уюта, но больше походила на звериное логово, чем на человечье жильё. Её обитатель сволок в самый дальний и тёмный угол все тряпки и бумаги, которые нашёл, располосовал их в клочья, выпотрошил подушки и матрац, содрал даже прикроватный коврик и, клочьями, обои со стены, устроил из всего этого что-то вроде гнездовья, и теперь сидел в нём, весь в пуху и обрывках газет, неподвижно, как истукан злого божка. От него странно пахло чем-то кислым — прежде Веттели никогда не ощущал такого запаха, наверное, потому, что не сталкивался с этими тварями в закрытых помещениях.
— Я же сказал… — начал капрал, но тут же осёкся. Неприятно, будто стервятник над падалью, дернул шеей и усмехнулся криво и зло: — Ну, здравствуй… хм… тёзка! Что, по мою душу пришёл, лейтенант?
— А у тебя она есть? — спросил Веттели устало.
Так тошно ему не было уже давно. А может, и вообще никогда. Потому что тот, кто сидел перед ним в гнезде, был синюшно-бледным, иссохшим, давным-давно мёртвым, но всё-таки несомненным капралом Пуллом, лучшим из его взвода.