После короткой передышки в гостинице мы сразу выехали на обед в резиденцию парламента Азербайджана. Решимость на лицах российских парламентариев сразу куда-то улетучилась, один за другим пошли тосты за «многовековую дружбу российского и азербайджанского народов». Через час раскрасневшихся московских гостей повезли на встречу с президентом республики Эльчибеем.
Это был сухонький старичок с колючим взглядом и бородкой с проседью. Он говорил через переводчика тихо и медленно, и, казалось, российские депутаты вкушали каждое его мудрое слово.
И вот с ответной речью выступает глава нашей делегации, затем другой депутат, третий… Все говорят о «многовековой дружбе», рассыпаются комплиментами и… ни слова о томящихся в камере смертников российских военнослужащих.
Я не выдержал, встал и громким голосом, перебивая последнего расшаркивающегося парламентария, произнес:
«Господин президент! Ваше превосходительство! В этом зале довольно много и страстно было сказано об исторических связях наших народов. Не буду повторять все эти правильные слова. Пользуясь случаем, прошу вас продемонстрировать силу и мудрость национального лидера и ваше доброе расположение к демократической России. Как вам должно быть хорошо известно, в тюрьме Азербайджана ожидают своей горькой участи четверо российских военнослужащих. Они приговорены к смерти лишь за то, что выполнили приказ и до конца остались верными присяге. Они невиновны. Ваш авторитет в азербайджанском народе настолько глубок, что проявленное вами великодушие к судьбе русских солдат еще раз докажет вашу мудрость. Прошу принять решение отменить смертный приговор и освободить военнослужащих России. Это будет лучшим доказательством правоты членов делегации Верховного Совета России, сказавших столь много лесных слов в ваш адрес».
Я сел. Эльчибей сам прервал тишину. Он внимательно посмотрел на меня своими холодными угольками, сначала утвердительно кивнул головой и затем по-русски произнес: «Хорошо. Я это сделаю».
Я был счастлив. Никто из членов российской делегации не сделал мне замечания за «нарушение государственного этикета», наоборот, сразу все как-то оживились и стали поздравлять Эльчибея с только что принятым мудрым решением.
Покинув президентскую резиденцию, мы поехали на встречу с русскими соотечественниками. Вели они себя агрессивно, то и дело упрекая Россию в потакании Армении в вопросе Нагорного Карабаха. Несколько мужчин, одетых в казачью форму, открыто признали факт участия русских добровольцев в войне за Шушу, Агдам и другие расположенные по соседству с армянским Степанакертом азербайджанские села.
В тот момент я отчетливо осознал, что трагедия русских заключена не только в искусственной расчлененности и разобщенности, но и в том, что в гражданских этнических конфликтах на территории бывшего СССР русские принимают самое деятельное и непосредственное участие. Так наши соотечественники, оказавшись без поддержки России в новой и неожиданной для себя роли иностранцев, доказывали местным шовинистическим режимам свою нужность и лояльность.
Русские рижане и таллинцы активно аплодировали «народным прибалтийским фронтам» и ходили в их рядах на демонстрации за независимость Прибалтики, надеясь заслужить право «жить в Европе». То, что они вскоре потеряли право на приобретение национального гражданства, на сохранение русской культуры и образования для своих детей, стало для них полной неожиданностью.
Русские в Армении и Азербайджане лезли в окопы Карабаха стрелять друг в друга, чтоб показать свою верность «суверенным государствам». Вскоре и им пришлось паковать чемоданы для переезда в Россию. Никто из новых хозяев Еревана и Баку их прыти так и не оценил.
Все это выглядело недостойно. Самоунижение, отсутствие национальной гордости и солидарности друг с другом — вот новые, ранее неизвестные мне черты денационализации русских, которые угадывались в поведении моих соотечественников. Идеал русского человека, в который я верил всю свою жизнь, рушился на глазах. Я видел, как мои соотечественники заискивали перед всяким ничтожеством и, к моему стыду, были готовы выполнять самые подлые его приказы.