После этого проводник уверенно зашел Централу за спину и, подняв двустволку, выстрелил ему в затылок. Без радости, но и без скорби. Добил, как ту собаку возле холма. Просто выполнил обязанность, которая на него свалилась.
Сергей проглотил комок в горле и задумчиво погладил ружье. Затем наметил, где у Бокса находится сердце, прижал ствол ему к груди и сделал то, что требовала Зона.
И сразу перезарядил обрез. Это он уже усвоил твердо.
— Отнесем Централа с дороги, — предложил Хаус. — Снорков пусть другие растаскивают, если они кому-то помешают. А человека бросать не будем.
Шведов подошел и взялся за ноги, при этом левое колено Централа отчетливо хрустнуло.
— Хоронить тут не принято? — спросил он, скрипнув зубами.
— Зона и так сплошное кладбище. Куда ни плюнь — везде чей-то прах. А могилы все равно падальщики разорят. Лучше и не закапывать. И еще патроны у них заберем, — деловито добавил Хаус. — Покойникам они уже без надобности, а нам это поможет не присоединиться к ним раньше времени. Противогазы у них все в кровище, обрезы вообще ничего не стоят, а вот боезапас — это важно.
Сергей вернулся к Боксу и обшарил его карманы. Получилось как-то удивительно буднично. Шведов нашел восемь патронов, переложил их к себе в пиджак и догнал проводника.
Следующие полчаса они прошли, не говоря ни слова. За Новошепеличами появилась рукотворная, но давно одичавшая еловая посадка — миновали и ее. Из всех признаков цивилизации в поле зрения осталась лишь размытая грунтовка и редкие телеграфные столбы.
— Ты молодец. — Доктор Хаус первым нарушил молчание. — Я думал, не осилишь, не сможешь добить пассажира.
— Значит, я все-таки мог отказаться?
— Конечно. Но не отказался, и это хорошо. Сколько там на твоих не конфискованных?
Шведов не сразу и сообразил, о чем речь. Потом посмотрел на часы и, расстегнув браслет, выкинул их в траву.
— Когда работали, была половина четвертого, — сказал он.
— А когда перестали?
— Говорю же: в половине четвертого.
— В смысле — давно ли это было? — терпеливо пояснил Хаус.
— В половине четвертого, — подумав, ответил Сергей.
Проводник озадаченно потер подбородок и рассмеялся:
— У меня в кубрике есть свободная койка. Чувствую, с тобой не скучно будет.
— Спасибо, согласен, — отозвался Шведов.
— А котлы твои сдохли, когда мы со снорками разбирались, потому что сейчас ровно пять.
— Это ты по солнцу определил?
— Ну да.
— Прям настоящий следопыт… — без энтузиазма сказал Сергей. — А кубрик хороший? От выброса защищает?
— Нет, конечно, там же окно. Перед выбросом мы в бункер спускаемся.
— Что еще за бункер?
— Обыкновенное бомбоубежище. Это еще со старых времен осталось. Почти в каждом квартале такое есть.
— Значит, кубрик твой в обычном доме? Тогда это просто комната, а никакой не кубрик?
— Комната, — согласился Хаус. — Но мы говорим — кубрик.
— Потому что живете на военном положении, — закончил за него Шведов.
— Скоро сам все увидишь. Действительно уже скоро, — сказал он, вытягивая руку вперед.
Сергей присмотрелся — из-за леса у дальнего поворота медленно выплывал город: стандартные панельные дома, растушеванные в дымке, стоящие особым строем деревья и даже что-то похожее на колесо обозрения.
От созерцания его отвлек громкий, требовательный лай. Навстречу по дороге трусила одинокая черная собака. Хаус снял с плеча ружье и приготовился стрелять. Шведов, не задумываясь, подобрал на обочине камень и метнул его в зверя — без надежды попасть, но с искренним чувством.
— Пошла отсюда! — заорал он.
Собака на ходу развернулась и побежала обратно. Булыжник упал слева от нее, псина недовольно повернула голову, еще раз гавкнула и перешла на рысь.
— Ну или так, — улыбнулся Хаус. — О черт! Чуть не забыли.
Он остановился, снял рюкзак и достал аптечку. Комплект был полным, по норме «участие в боевых действиях», то есть включая вожделенный Централом промедол, но проводника интересовало не это. Он поддел ногтем и вытащил из коробки два небольших пенала малинового цвета, один из которых передал Шведову.
— Там шесть таблеток, жри все.
— Что это? — с опаской спросил Сергей.
— Цистамин, от радиации. Надо было еще до захода в поселок принять. Но лучше поздно, чем никогда, верно?
— Да хрен его знает… Шесть таблеток — не много?
— Не-е. В крайнем случае вырвет. Кстати! — Хаус выщелкнул из гнезда еще один пенал и, открыв его, одарил Сергея седьмой таблеткой.
— А это что?
— Этаперазин, противорвотное, — хохотнул сталкер. — Нет, я серьезно. От шести колес цистамина некоторые реально блюют. Вода кончилась, прожуешь так. На базе водкой полирнем, усилим терапевтический эффект.
Шведов с сомнением посмотрел на горсть таблеток в грязной ладони, пересыпал их в другую, еще более грязную, и закинул в рот. В конце концов, если бы Доктор Хаус захотел лишить его жизни, он мог бы сделать это уже тысячу раз.
Сергею стало так горько, что все другие проблемы вылетели из головы.
— Помогает? — спросил Хаус, громко разжевывая таблетки.
Шведов энергично закивал, чтобы не нарываться на добавку.
— Потом, правда, почки поболят, — предупредил сталкер. — Но не долго, не долго.