В узкие окошки-бойницы падали лучи света, из-за яркого светила снаружи и полумрака внутри они казались полупрозрачными, сотканными из света колоннами. Я остановился перед одной такой на несколько секунд, разглядывая танец пылинок в ней. Красиво.
— Что-то случилось, мой сеньор? — тут же обеспокоился Сперат. Шаги Ланса впереди тоже замерли. Он услышал, что я не иду за ним.
— Просто задумался, — буркнул я.
— Мне тоже кажется странным, что этот хитрец Борсо отдал нам такую надежную крепость, — сказал Ланс. Под поднятым забралом его лицо было потным. Высота лестницы была метров пятнадцать, подниматься вверх по ней в полных латах было тяжеловато даже мне. Плюс сама форма ступеней. Ступени, больше похожие на старые куски мыла — почти на треть высоты стертые за сотни лет посередине, и сохранившие идеальные ровные углы вдоль стен. Слишком мягкий камень. А может, никто не рассчитывал на столь долгое использование.
— Ты заметил, самые большие и красивые древние строения, всегда с огромными ступенями. Неудобными. Тут, в Таэне, там, на болоте у Караэна. Я уже начал привыкать, что древние любили высоко задирать ноги. Но вот тут, в сторожевой башне, ступени нормального размера, — зачем-то сказал я.
— Может, это построили после Древней Империи? — предположил Сперат.
— Не думаю, — сказал Ланс. — Даже в замке моей семьи, который складывал мой прадед и соседние крестьяне лично, и то лестница поворачивает по левую руку от поднимающегося.
Действительно. Эта каменная шикарная лестница слишком широкая. По ней можно подниматься по двое человек в шеренгу. Даже если эти двое в латах. Но главное — она загибалась по часовой стрелке. Это означало, что если кто-то ворвется в башню и надо будет ему дать бой на лестнице, нападающие получат преимущество. С левой стороны их будет закрывать щит. А у обороняющихся, щит будет со стороны стены, и он будет скорее мешать.
Лестница сделана для удобства, не для обороны. Впрочем, великие стены Таэна тоже не несут на себе отпечатка великой фортификационной мысли. Да, они огромны. Не меньше, чем хрущевская пятиэтажка высотой и примерно такой же ширины. Сложены из огромных камней и простираются на километры. Десятки километров. При этом — просто гладкие сверху, нет нависающих балкончиков для стрельбы отвесно вниз, да много чего, попросту обязательного даже для деревянного укрепления. А прямоугольные башни, вроде той, в которой мы сейчас, так же огромны и так же бестолковы — часть стены, но не выступают за неё. Нельзя с них вести огонь вдоль стен.
— Они созданы не против людей, — сказал я. Но против кого? Иногда бывает, когда вычитаешь умное слово, а потом сдуру решишь использовать его в разговоре. И никак не можешь его вспомнить, хотя оно вот, рядом, как говорят «вертится на языке». Но только никак не удается его поймать. Последнее время у меня постоянные приступы такого чувства. И прямо сейчас был очередной. Я тряхнул головой и шагнул дальше. Вспомню позже.
Поднявшись, мы не обнаружили Адель. Я отловил одну из служанок, которая накрывала на столик, и послал за женой. А сам плюхнулся в свой походный стул.
Вокруг чувствуется женская рука — теперь на крышу была поднята и установлена моя походная палатка в бело-красную полоску. Матерчатые стены подняты. И теперь это походило на тент от солнца. Внутри была мебель, несколько стульев, столы. Прямо летник ресторана, а не крыша древней крепости. Вокруг стояло несколько других палаток — для всякого барахла, для слуг. Чуть поодаль, в углу, сложили из камней небольшую печь.
Дождавшись, когда появится Адель, я велел всем, кроме Сперата и Гвены, покинуть нас. Приказание пришлось отдельно повторить для телохранительниц Адель и, отдельно, для Ланса. Они не выглядели довольными. Пропустив вперед слуг, они спустились по лестнице. Судя по лязгу доспехов — ступенек на пятнадцать. Ровно настолько, чтобы их не было видно, ни на сантиметр больше. Подозреваю, Ланс может услышать оттуда наш разговор. Если снимет шлем. Пока я раздумывал, стоит ли его услать подальше, или тут не будет сказано ничего особенно важного, Сперат выступил вперед и начал нести какую-то чушь про колдуна, его возлюбленную у него в плену, благородного меня, что освободил её.
Адель посмотрела на Сперата, на Гвену. Гвена старательно прикидывалась дурочкой. Молчала, пялилась на свои босые ноги и, по-простонародному хваталась за руку Сперата. Обуви для неё не нашлось даже у запасливого Сперата. Да и платье явно слишком маленькое ей в груди, и слишком короткое. Надо было её переодеть, что-то я не подумал. Почувствовал взгляд жены и повернулся к ней. Адель внимательно смотрела на меня, сохраняя на лице вежливую улыбку. Но в глазах читался вопрос. Если я сейчас кивну, она повернется к Сперату, скажет что-то соответствующее случаю. Хорошее воспитание, слово мужа закон. Однако, злоупотреблять этим — уже не плохое воспитание, а недальновидность. Вполне может случиться так, что Адель еще придется вести мои дела. Это если мне не повезет. А если повезет, но не совсем, выкупать меня из плена.