Враг моего отца

Стянул с нее трусы и навис сверху — мне нужен был максимально близкий ракурс. Хотел видеть ее лицо, когда все будет по-моему. Где-то на задворках сознания сам же над собой и посмеялся — мне прежде всего нужно было контролировать ее состояние. Но хрен с ним — одно другому не мешает. Я подтянул ее к краю кровати. Кристина смотрела на меня, тяжело дыша, но сама обвила ногами, поощряя. И я не стал больше ждать…

Сначала эта женщина отобрала у меня привычные действия, приносящие наслаждение — я не мог хватать и трахать… А теперь и не хотелось. Это как перестать пить кофе с сахаром. Стоит бросить ненадолго — раскрывается умопомрачительный вкус напитка. С Кристиной было также — ничего лишнего. Ее болезнь не была препятствием, а всего лишь способом почувствовать большее.

— Свяжешь? — вдруг прошептала, прикрыв глаза, когда я уперся членом между ее ног.

— Уже связал, ты просто не заметила…

И я толкнулся со стоном в нее, приподнимая ее бедра себе навстречу. Ловил губами колени и впивался пальцами в ее ноги — хотелось быть везде, чтобы кричала в губы, а не в потолок. Я хотел собирать все, что было в ней для меня! И сделать так, чтобы теперь для меня было все — каждый день, вздох и взгляд. Да, многого хочу, и понял это в том числе благодаря Сашке — мелкий засранец вряд ли ожидал такого эффекта. Во мне проснулось незнакомое до этого момента чувство собственника. Раньше было плевать, я даже не заморачивался такими сложными явлениями, как ревность, присвоение… Теперь я присваивал… Все, ради чего теперь мне нужно было трогать Кристину — делать ее моей.

Под пальцами было мокро, в горле драло от сухости, но я все не мог насытиться этим новым забытым старым, и жадно вбивался в Кристину, забыв о предохранении. Вспомнил только, когда обессилено опустился лбом на ее мечущийся туда-сюда живот.

— Ч-ч-черт, — прошипел и стянул ее в свои руки. — Прости.

Необходимость чувствовать ее как можно большей поверхностью тела сбивала дыхание, и я все не мог надышаться.

— Мурр, — растянула она губы в улыбке, — так вот это как бывает…

Я усмехнулся:

— Да, когда отдаешься старому больному…

— Да ну тебя, Багратов! — и она куснула меня за кончик носа.

— Прости…

Попроси она у меня сейчас обнять Куваева — я бы обнял и назвал «папой». И от этого стало так легко! Не было больше ненависти. Без ненависти теперь. Другой…

Еще бы одного ненавистника исцелить… но думать об этом сегодня не хотелось.

Я вымотал Кристину качественно — она засопела, едва донесла голову до подушки. А сам решил посидеть подумать на террасе с кофе, захватил остывшую чашку и направился вниз. Но не тут то было.

— Фома! Ты должен это видеть! — раздалось из гостиной, едва я поставил ногу на первый этаж. Марика с Гилбертом — режиссером — сидели у камина с его огромным ноутом. Судя по выражению Гилберта, он не прочь уже свалить, но Марика не унималась. — Мы смонтировали наскоро, — возбужденно заговорила она, — это охрененно!

— Где мелкий? — уселся на диван к Марике.

Гилберт расслабленно опустил плечи, довольный, что можно передохнуть. Это для меня Марика была прирученной подругой, для них всех — суровым бескомпромиссным боссом.

— Наверх пошел, — глянула она на меня поверх ноута. — Что у вас с ним?

— А что он говорил?

Сашка несколько раз был со мной у Марики в те времена, когда я его еще таскал за собой по Европе. Одно лето вообще просидел с ней, пока я разгребал проблемы.

— Ничего, — пожала она плечами. — Что ты не отвечал на звонки, он перепугался.

— Занят был, — хмурился я.

— Врешь. Но ладно. Посмотришь?

— Давай.

Я перетянул ноут на колени и запустил видео.

— Мы и музыку наложили… Послушай…

— Слышу, это твой чокнутый Балесси, — улыбнулся, уже не в силах оторвать взгляд от картинки.

Никакой пошлости — только чувственное дыхание Кристины, ее большие глаза, мурашки на коже… Много моих рук снова — когда связываю ее, касаюсь лица…

— Рика, ты гений, — выдохнул хрипло, не отрывая глаз. Кристина плакала? Я не видел. А вот Марика взяла крупным планом скатившуюся на висок слезу. Обо мне — только взгляд, губы, когда целую ее ободряюще… У самого мурашки побежали по коже, когда в кадре появился ее дрожащий живот. Моя рука рядом с ней — как символ признания ее проблемы и того, что мы справимся. — Блять, Рика…

Поднял на нее глаза, натыкаясь на ее искрящийся взгляд.

— Там нет ничего из вашего личного, — с восторгом заявила она мне.

Тут было все. Но откуда ей знать? Для нее личное — это член крупным планом, а для меня не было ничего более личного, чем слезы Кристины и открытые губы, хватающие воздух.

— Покажешь всем? — захлопнул ноут.

— Конечно, Слава, это шедевр. Я знала, что так будет, прости — все права у меня.

— Я знаю.

Сам же все подписал. Но все равно было не по себе.

— Слав, никто не увидит видео до фестиваля во Франции осенью. А там у него будет правильная пиар кампания, люди будут подготовлены к восприятию этого кино. И Кристине будет на пользу, вот увидишь! Она же не просто так согласилась — девочка это понимает. А ты просто провел ее по этому пути. Сама бы она не смогла.