Они долго смотрели на разбитое наблюдательное гнездо – теперь пустое, одинокое, – затем, подбадривая друг друга, медленно побрели с палубы.
Как только в наспех собранном сооружении, напоминающем колыбель, обозначилась фигура, с ног до головы укрытая черными доспехами, в углу комнаты, где сидел подвергшийся действию усмирителя человек, раздался ликующий возглас:
– Карета адмирала у трапа, сэр! Боцман, свистать всех наверх! Мистер Крамер, поднять вымпел «ласточкин хвост», священный флаг нашего любимого яхт-клуба Ржавой Бухты!..
– Заткнись, Алекс! – попросила Патриция. – Или, да поможет мне Бог, я включу усмиритель на максимальную мощность.
Алекс Манион притих, но ехидная ухмылка по-прежнему оставалась на лице. Затем он встал, подошел к Ван-Вику, поднимавшему крышку, и Джордану Крамеру, приготовившемуся снимать доспехи.
Когда металлическое облачение было удалено, Марк Ремилард заметил:
– D-переход занял ровно три часа тридцать минут. Кажется, на этот раз я превзошел самого себя. Что вы можете сказать о конечной стадии транслокации?
Крамер махнул рукой.
– Отлично. Если судить по показаниям приборов. Никаких следов аномальных искажений при двойном переходе в гиперпространство. Мы приказали Маниону сделать углубленный математический анализ. А так, на первый взгляд, все получилось просто замечательно. Как далеко ты забрался?
– О, на расстояние восемнадцати тысяч шестисот двадцати семи световых лет. Чтобы испытать предельную дальность и удовлетворить любопытство, я побывал на Полтрое.
– Само перемещение происходило мгновенно? – спросил Ван-Вик.
– Да, – кивнул Марк, – в лимбо ход времени резко отличался от того, с чем мы сталкиваемся на Земле. Ничего похожего с субъективным ощущением потока, испытываемым пассажирами сверхсветовых звездолетов. Я оцениваю продолжительность своего пребывания в гиперпространственной матрице что-то порядка тридцати субъективно ощущаемых секунд. Это на оба d-перехода. Чуть больше времени, потраченного на прорыв суперповерхностной границы. С обеих сторон, естественно.
Он направился к миниатюрной душевой кабинке, задернул прозрачную пленку и вскоре выбросил скомканный комбинезон-трико. Струйки горячей воды, окутанные паром, побежали по дубовым доскам пола.
– Итак, ты добрался до Полтроя, что же было потом, светоносный ты наш? – спросил Манион.
– Я как-то совсем забыл, что в те времена на этой планете царил жуткий холод, – ответил Марк. – К счастью, местные дикари приняли меня за Бога и притащили отличные звериные шкуры. Мех, должен я вам сказать, что надо!.. Иначе мне бы пришлось постоянно носить эту броню. – Патриция подала ему полотенце и халат. – Кажется, я полностью освоил все этапы d-перехода. Теперь следует подработать кое-какие детали. Что касается доспехов, то они не так уж и необходимы: в целях предосторожности я могу находиться в них, но могу оставить на границе гиперматрицы, могу даже отослать домой до той Поры, пока мне не надо будет возвращаться. – Он улыбнулся, завязал пояс на халате. – Чертовски приятно путешествовать со сверхсветовой скоростью без всякого корабля. Быть чем-то вроде привидения, во плоти посещающего далекие миры.
– А переход через суперповерхностную границу так же болезнен, как и при прорыве на корабле? – спросил Крамер.
Марк кивнул.
– Все дело в ипсилон-поле. Не имеет значения, преодолеваешь ли ты границу механическим или метапсихическим путем – все равно болезненные ощущения остаются. D-переход совершается по куда более плотному вектору, а степень мучения, как обычно, зависит от дальности. Но, используя особую программу, можно довести боль до терпимого уровня.
Алекс Манион вдруг встрепенулся и запел:
Достиг предела ты, Душа полна веселья!
Хватило смелости Шагнуть в иную даль.
Ты нам махнул рукой, Потом нырнул в забвенье, Там все – и враг и друг, Там прошлого не жаль.
Я рад пропеть хвалы, И все же откровенно, Хотел бы так и я, Но мне не суждено Чужих миров причуды, Страсти, пенье Узреть и услыхать…
Нет, мне не суждено!..
Марк удивленно взглянул на него.
– Послушай, Алекс, не пора ли снять усмиритель и заняться серьезной работой? Я бы хотел получить детальный анализ сегодняшнего опыта.
Узким целительным лучом он осторожно проник в сознание единственного специалиста по динамическим полям, попытался помочь ему – снять внутреннее раздражение, а где необходимо – подлатать нейронные цепи. Манион вздрогнул, моргнул, потом потер брови… И тут Марк наткнулся на слепую, отточенную ненависть, прижившуюся в сознании Алекса. Всего на мгновение открылась ему эта тщательно скрываемая тайна, и тут же бурная дурашливая радость затопила мозги Маниона.
Ремилард был разочарован – он считал, что Алекса можно излечить. Тем временем тот неожиданно заявил:
– У нас есть чем удивить тебя, Марк. Пока кот гулял по крышам, разыгрались в доме мыши.