Впотьмах

Увы, то, что казалось нормальным для деревни, совсем не годилось для города, да и после смерти бабушки я долго не могла придти в себя, замкнулась. Я тосковала по деревне, по тамошнему укладу жизни, и вовсе не стремилась сближаться хоть с кем-либо. В результате меня отправили учиться в класс для гм... скажем так – трудных детей, таких же, как и я, совсем не подготовленных к школе. Контингент там подобрался соответствующий, большинство ребятишек были из так называемых сложных семей, не отягченные ни воспитанием, ни образованием, но даже среди этих детишек я оказалась чужой. Надо мной смеялись из-за моего деревенского говора, просторечных выражений, некрасивости, нелюдимости и замкнутости. А еще я не позволяла себя обижать, и не боялась ввязываться в драку с обидчиками, и родителям то и дело жаловались на меня, и все эти замечания приводили в очередной домашней выволочке.

Признаюсь: я отчаянно тосковала по Дружку, и совсем не старалась учиться – по детской наивности считала, что меня в этом случае снова отправят в деревню, в привычный мир, где Дружок ждет моего возвращения. К тому же я поняла, что у отца и матери есть лишь одна любимая дочь – Лилечка, в которой они души не чаяли, а я... Скажем так: они меня терпели, но особо трепетных чувств не проявляли, и, понимая это, я и сама не особо стремилась к сближению, а иногда даже откровенно вредничала.

Родители, уставшие от моих двоек, вызовов в школу и бесконечных замечаний в дневнике, решили действовать иначе. Мне было сказано следующее: если начнешь хорошо учиться, изменишь свое поведение, будешь помогать по дому – тогда мы, так и быть, привезем сюда твою собаку, о которой ты прожужжала нам все уши. Этого обещания оказалось вполне достаточно для того, чтоб я со всем старанием принялась за учебу, и вскоре в школе меня уже стали ставить в пример. Дома я тоже взяла на себя часть хозяйственных хлопот – уборка, глажка, мытье полов, благо всему этому бабушка хорошо меня научила. В общем, я делала все, чтоб родители остались довольны, только что в глаза им не заглядывала, ни в чем не возражала, любую их просьбу выполняла без промедления. Правда, на все мои разговоры о Дружке был один ответ – посмотрим на твою дальнейшую учебу и на то, как будешь вести себя дальше.

Прошел год, затем второй, но ничего не менялось. На все мои бесконечные просьбы привезти в город Дружка родители отвечали привычной отговоркой – посмотрим... Осознав, что от родителей толку не добьешься, я просто написала письмо в Муравьевку, соседке бабе Глаше, которая была у нас с бабушкой частой гостьей. В письме я кое-что поведала о своей нынешней жизни, интересовалась деревенскими новостями, спрашивала ее, все ли хорошо с нашим домом, и, главное, просила рассказать о Дружке, как он живет, не болен ли...

Две недели, дожидаясь ответа, я по нескольку раз в день я заглядывала наш почтовый ящик, а когда, наконец-то, увидела письмо на мое имя, то была невероятно счастлива. Помнится, тогда мое сердце от радости чуть не выскочило из груди, но когда я прочитала письмо, то испытала самое настоящее потрясение. Как сообщала баба Глаша, наш деревенский дом отец продал еще год назад, а Дружок умер через несколько месяцев после моего отъезда – очень тосковал, а потом и вовсе есть отказался. Жаль пса, не старый был еще, всего девять лет... Ну, а в остальном в деревне все хорошо, в гости приезжай, буду рада увидеть...

После этого письма весь мир для меня перевернулся – я поняла, что отныне пути в Муравьевку мне нет. А еще у меня случилась настоящая истерика: еще бы, родители прекрасно знали, что Дружок умер, но обманывали меня, осознавая, что их обещания останутся только словами, а я... Я уже столько времени жила надеждой на встречу с Дружком, представляла, как буду прижиматься лицом к его пушистой шкуре, а он будет привычно сопеть мне в ухо... Горечь и обида от обмана были столь сильны, что я чувствовала самую настоящую боль в сердце, от которой тяжело дышать. Если бы мне разрешили взять Дружка с собой, то, без сомнений, он был бы жив... Говоря откровенно, я в тот день испытала едва не такой же шок, как и в день смерти бабушки.

Когда отец с матерью выяснили, отчего меня едва ли не трясет от слез, то еще и устроили мне настоящую трепку – нашла из-за чего голосить, из-за какой-то там собаки!.. Да, мы сказали тебе неправду, и что с того? Это, мол, ложь во спасение, у нас просто другого выхода не оставалось, чтоб хоть немного привести тебя, безголовую, в норму, так что нечего визг устраивать и слезы по лицу размазывать! Подумай своей пустой головой – зачем нам в квартире твоя шелудивая собака, от которой еще и псиной воняет?! Зато теперь ты учишься хорошо, и по дому от тебя какой-то прок имеется, а не то вообще ни на что годна была! Ты, дрянь такая, нам за это еще спасибо сказать должна, а не повышать голос на родителей!..