Впервые. Записки ведущего конструктора

Я далек от цели дать портрет Королева. Но некоторые живые черточки его характера, списанные почти с натуры, могут оказаться как раз теми штрихами к его портрету, которыми воспользуются другие. Надеюсь, эти штрихи есть на страницах книги.

Когда я впервые увидел его? Память не сохранила точной даты. Помню только, что это было в 1947 году. Резкий, нетерпеливый автомобильный гудок за воротами конструкторского бюро. Спеша более обычного, вахтер оттягивает тяжелые металлические створки. Резко набирая скорость, черный блестящий трофейный «хорьх» с воем проносится к входу в КБ. Единственное, что и успеваю заметить, — черная кожаная куртка, бледное лицо, руки на баранке руля.

— Король! — слышу рядом.

— А кто это?

— Главный — Король. Он по-другому ездить не умеет.

Собственно, и не встреча, так, впечатление, всплеск памяти.

Второй раз судьба уготовила мне встречу с Королевым несколько иную. В 1950 году при одной из очередных реорганизаций нашего отдела я, как парторг, узнал в партбюро о назначении к нам нового начальника отдела. Через день состоялось знакомство.

— Здравствуйте, товарищи. Я ваш новый начальник отдела. Моя фамилия Янгель. Зовут меня Михаил Кузьмич. Прошу любить и жаловать, как говорят. Будем вместе работать. Наши общие задачи я понимаю так…

Не могу сказать, что это назначение было воспринято нами как само собой разумеющееся («Не ракетчик! Подумаешь, где-то в авиации работал!»). Но должен сказать, предубеждение прошло очень быстро. Начальник отдела, несмотря на весьма сложную обстановку, довольно быстро осваивался на новом месте. Мне, как парторгу, естественно, надлежало способствовать ускорению этого процесса. Взаимопонимание между нами установилось незамедлительно. Михаил Кузьмич не лез в мелочи, старался разобраться в основных, принципиальных вопросах. Авторитет его среди работников отдела рос очень быстро.

Однажды на расширенном заседании профкома КБ подводились итоги работы отделов. Королев сидел за длинным «совещательным» столом справа от председателя профкома и что-то записывал в маленькую потертую записную книжечку, распухшую от вложенных в нее листков. Я заметил, что, когда Сергей Павлович закрывал книжечку, он натягивал на ее переплет тоненькое резиновое колечко.

Точно сейчас уже не помню, как было дело, но при обсуждении вопроса о присуждении классных мест Главный не очень одобрительно отозвался о работе нашего отдела. Янгеля на заседании не было. Не зная характера Королева, я, по молодости и «зелености», позволил себе «принципиально возразить». Помню, я весьма скоро был посажен на место. Но этим не кончилось. Через день, поднимаясь по лестнице с первого этажа на второй, я встретил Королева. Он жестом остановил меня:

— Как ваша фамилия? Вы, значит, в пятом отделе работаете? У Янгеля? Кем? Хорошо-о-о!

Ничего хорошего, надо сказать прямо, в его тоне я не почувствовал. Королев быстро спустился на первый этаж, свернул в наш коридор. Я потихонечку пошел вслед за ним. Главный зашел в кабинет Янгеля. Буквально через минуту стало понятно: разговор был крупным. Как только до меня донеслось: «Ваш парторг позволяет себе…» — и что-то там дальше, я почувствовал, что лучше мне здесь не болтаться. Сообразил, к счастью, что под горячую руку лучше не лезть. Это была моя вторая встреча с Королевым.

Михаил Кузьмич Янгель работал у нас около четырех лет на разных должностях. Какие взаимоотношения были у него с Королевым? Натуры у них были совершенно разные. Близкими друзьями они не стали. Общее у них было, пожалуй, в одном — в принципиальности. Она и была прародительницей жарких споров и весьма острых дискуссий между ними. В 1954 году Янгель получил назначение в новую конструкторскую организацию и сам стал главным конструктором. Встречаться нам приходилось еще несколько раз, но уже совершенно в иной обстановке.

Это еще одна черточка Сергея Павловича. Характерна она для него? Думаю, что да. А вот еще одна. Год 1958-й. Осень. Часов одиннадцать вечера. Сергей Павлович зашел в цех главной сборки. Увидев его, я пошел навстречу.

— Ну как, старина, что делается?

Я подробно доложил о ходе сборки станции, о трудностях, задержках, неприятностях… Словом, обо всем повседневном, обычном, будничном в веренице наших дней и ночей. Да, первые ступени порой были далеко не ступенями парадной лестницы. Это была работа. Тяжелая, напряженная работа. Люди готовили штурм космоса на Земле — в конструкторских бюро, в цехах заводов. И трудности были не космические, а земные, каждодневные.

— Да, тяжело идет эта штучка. Надо будет поговорить с народом. Соберу-ка я на днях смежников наших. Пусть друг другу в глаза посмотрят… Ты домой-то сегодня собираешься? — неожиданно задал вопрос Главный.

Я кивнул головой, не очень уверенный в том, что он поддержит мое желание.

— Ну и хорошо. Нам ведь по пути, насколько я помню. Поехали. Я тоже домой собрался.