Впереди разведка шла

  Петр Алешин, Николай Багаев, Семен Ермолаев, Михаил Аверьянов, Семен Ситников, Петр Орлов... Обыкновенные, простые парни. Храбрые, ловкие и находчивые в опасные минуты. Любили острую солдатскую шутку, за которой скрывались теплые, товарищеские чувства, плотную «заправку» у ротного котла, добрую чарку, бескорыстно делились куском хлеба и последней щепоткой махорки.

  И вот теперь наступил час расставания. Мне предложили ехать в Москву, в Академию бронетанковых и механизированных войск. Мои разведчики украдкой вытирали непривычные к слезам глаза...

  Многие офицеры убывали из корпуса, готовились к демобилизации бойцы старших возрастов. Никогда не забуду прощание со Знаменем.

  Оно выносилось на торжествах и склонялось над свежими могилами. Алое полотнище впитало в шелковые нити кровь моих товарищей по оружию, оно помнило прикосновения тысяч губ, край его омыт скупыми мужскими слезами...

  Став на колено перед этой святыней, и я почувствовал подкатившийся к горлу горький комок... А потом был Парад Победы. Неподвижно замерли шеренги сводных полков.

  — Равнение на средину-у!..

  Оркестр вскидывает долгожданный марш, и покатилась над головами торжественная мелодия «Славься!».

  Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский объезжают войска, стройное, залихватское «ура» сопровождает их.

  Идет Парад Победы...

  Один за другим движутся сводные полки фронтов, вплетается в музыку звон тысяч орденов и медалей тех, кто созидал победу, кто вверг в пропасть фашизм.

  Затем двести бойцов под барабанную дробь несли поверженные знамена рейха. По их шелку и атласу вышиты мрачные знаки насилия, высокомерия, тупости. Среди этих знамен — личный штандарт Гитлера. Теперь он волочился по древним камням Красной площади.

  Когда закончились торжества, я встретил своего командира корпуса. Карп Васильевич стоял у Мавзолея и задумчиво смотрел на пересекающее камень слово — Ленин.

  Положив мне руку на плечо, генерал Свиридов сказал:

  — С этим именем я прошел, Саша, всю войну. Сколько лет минуло, а встречи с Ильичом не забуду до последнего вздоха. Мы, кремлевские курсанты, охраняли рабочий кабинет и квартиру Ленина. Как-то он остановился, стал расспрашивать об учебе, поинтересовался, откуда родом. Узнав, что я с Поволжья, что там у меня большая семья в десять человек, тяжело вздохнул; голодно сейчас там. Посоветовал написать рапорт командиру, чтобы помогли семье... О разговоре с Лениным я доложил начальнику караула. А через несколько дней мне дали отпуск домой, снабдили продуктами. С собой повез сахар, крупу и письменное распоряжение на выдачу четырех пудов зерна. По тем голодным временам это было огромное богатство... А потом на одном из собраний мы приняли решение избрать Ленина почетным курсантом 1-й Объединенной командной школы имени ВЦИК. Мне посчастливилось стать одним из тех, кому собрание доверило вручить Владимиру Ильичу Удостоверение и курсантскую форму...

  — Фронтовую науку ты, Саша, хорошо усвоил,— сказал на прощание Карп Васильевич.— Теперь начинается новый этап в твоей жизни — учеба в академии. Так что дерзай, профессор разведки!..

Победа остается молодой

Давно отгремели бои. Заросли травой и кустарником окопы и доты. Много раз отколосилась на полях минувших сражений пшеница. Выцвели на письмах-треугольниках чернила, желтизна покрыла фотокарточки, обветшали смоченные горькими слезами синие платочки. Но все еще стучит в сердца фронтовиков слово «война», кровоточит рана, которую не исцелить всем врачам мира. Мы приговорены к памяти о войне пожизненно, до последнего вздоха...

  Сейчас, когда от Отечественной отделяют десятилетия, не надо думать, будто мы имели дело с неумным, неорганизованным, не очень сильным врагом, которого непрерывно били. Ведь война длилась четыре года! И противник был прекрасно оснащенный, опытный и коварный. Шутить шутки с собой гитлеровцы не позволяли: малейшая осечка, сбой — и расплата неминуема. За победу мы платили жизнью. Великая кровь стоит за ней...

  Война... Как бы ни был человек внутренне готов к ее испытаниям, как бы ни был он дисциплинирован и отменно обучен, боевая обстановка заставляла многое пересмотреть и переломить в себе. И главное — подавить скверное чувство боязни. Не верьте тем, кто говорит, что бросались мы бесстрашно на врага. Так может сказать лишь тот, кто находился больше в тылу, нежели на передовой. Все было! И во рту от страха пересыхало, и озноб по спине пробегал, и ноги становились ватными... Писатель Дмитрий Фурманов заметил: «Спокойных нет, это одна рыцарская болтовня, будто есть совершенно спокойные в бою, под огнем, — этаких пней в роду человеческом не имеется».

  Что помогало нам выстоять в самые трудные моменты фронтового бытия? Самообладание, способность вытеснить чувство страха боевым возбуждением. Внутреннее напряжение увеличивало моральные и физические силы, рождало веру в неминуемую победу.