В голове был дом советов. То и дело всплывали мысли об огромной сумме, которая едет к деду, но их оттесняли насущные проблемы, вспоминался тот поцелуй, и дыхание учащалось.
В школе мы всей толпой ринулись к расписанию — посмотреть, есть ли изменения, подвинули ли Джусиху, Борис — к стенду, но ничего про него не написали. Да и кому писать-то? Не до него сейчас, в школе проверка за проверкой.
Ни русского, ни литературы сегодня не было, и оставалось одно — спросить у «вэшек» после третьего урока, кто у них вел.
Первый урок, химия, был на третьем этаже. Я планировал вызваться и получить заслуженную «пятерку», потому заставил себя отрешиться от внешкольной жизни и, поднимаясь по ступеням, повторял материал.
Кабинет был уже открыт, и, переступив порог, я глянул на первую парту у окна, где сидели Лихолетова с Подберезной, но Инны не было. Значит, решила страдать в одиночестве, ну и к лучшему.
Зато Барик и Плям уже были на месте. Завидев меня, Барик вскочил и крикнул, потрясая мятой бумажной:
— Чума письмо написал, прикиньте!
Гопники подбежали к нашей с Ильей второй парте, Барик протянул листок:
— На вот, зачти.
Я подождал. Пока рассядутся наши, проводил взглядом Баранову, расправил листок и прищурился, силясь разобрать каракули Чумы. Наверное, он впервые писал такой длинный текст.
— Москва — жопа, — зачитал я его письмо. — В классе одни чушпаны. Смотрят, как на говно.
Навострившая уши Заячковская захохотала.
— Тетка злющая пасет. Заставляет учиться. Хотел сбежать — поймали на вокзале, заперли в дурку. Курить не дают, колют фигню, сплю весь день. Ненавижу. Грозится сдать в интернат. Скорее бы. Сбегу оттуда. Жизнь, как на зоне.
— Как же он писал? — почесал в затылке Димон Чабанов. — Ну, кто ему письмо отправлял?
Мне все было понятно: тетка взялась делать из Чумы человека, вот только слишком рьяно взялась, а может, поздно уже, Чумаков окончательно потерян для общества, и его участь — замерзнуть под забором с целлофановым пакетом на голове.
— Во попал чувак! — с сочувствием произнес Барик.
— Капец ваще, — поддержал его Плям. — Надо кореша спасать.
— От чего спасать? — спросил я.
— От злой тетки, — ответил Барик.
— А зачем она его мучает, как думаешь? — прищурился я. — Потому что она злая ведьма, и ей нравится издеваться? Вот твой батя, Серега, за что тебя лупит? Потому что ему нравится?
Барик скривился.
— Косячу.
— Вот и Чума косячит. Он — один сплошной косяк. Тетка у него богатая. Нафиг ей лишние заботы, а?
Гопники переглянулись.
— Не знаете. Если Чума сбежит, что будет? Пойдет на вокзал, начнет нюхать клей и торчать, помрет года через два, если раньше не прибьют. Вот и подумайте, что хуже: жить по правилам или сдохнуть.
— Ну ты зануда, — пробормотал Плям.
— Что — думать больно? — сыронизировал Илья. — Но это поначалу, как в спорте. Потом привыкнешь, если не бросишь, конечно.
— Да пошли вы! — махнул рукой Барик, но уходить не спешил.
Я чуть шевельнул процессы в его сером веществе:
— Вот если бы тебе дали видик и выделили свою комнату, шмоток накупили — только не беспредельничай, ты смог бы? Или, вон, как Каюку — пообещали мопед, если без троек закончит. Стал бы ты напрягаться.
Мыслительный процесс пошел так интенсивно, что Барик аж скривился.
— Видик… мопед… Да. Наверно.
— Я бы смог, — сказал Плям. — Но никто ж не даст.
— А ему предложили, тетка та богатая. Он взял, но продолжил свое. Вот она его и наказала. Ей его жалко, она хочет, чтобы он жил. Но палку перегибает, да.
Крыть гопникам было нечем, и они молча ушли к себе.
— Учиться надо, — проговорил им вослед я — больше чтобы прокачать дар внушения, если это возможно, конечно.
Плям и Барик, наверное, думали, на что он готов пойти ради мопеда. Объяснять им, что нужно учиться, бессмысленно — я для них не настолько авторитет, а общество показывает обратное: учиться необязательно, если учишься — ты чушпан, у тебя можно что угодно отжать.
А вот отжимать — круто, если можешь это — ты сильный и молодец. Вот только о том, что такие молодцы заканчивают с пулей в башке, почему-то не думается.
— Может, к дрэку сходить, посмотреть, там он или Джусь, — предложила Гаечка. — Чисто одним глазом взглянуть…
Вошла Никитич с плакатом, и Гаечка замолчала.
Прозвенел звонок. Инна так и не пришла на урок. Только бы глупостей не наделала!
Класс встал, приветствуя учительницу, и тут дверь распахнулась, и влетела секретарша с круглыми глазами.
— Мартынов — срочно к директору! — выпалила она.
— Что опять⁈ — не сдержался я, всплеснул руками.
«Вот и схожу, и посмотрю, — подумалось мне. — Вот только на что придется смотреть?»
— Что случилось? — спросил я у секретарши.
— Тебе лучше знать, — ответила она и убежала.
— Иди уже, — проворчала Никитич.
— Ну ты и рецидивист! — проговорила довольная Баранова, словно этот вызов к директору — ее рук дело.
Все-таки Джусь победила, и меня ждет четвертование? Или вернули дрэка, и он хочет в знак благодарности предложить мне полцарства и принцессу в жены? Скоро узнаем.