Вперед в прошлое 4

Заверещала Светка. Выругалась Гаечка. Я ничего не видел, силясь отвернуться от пятерни, тянущейся к лицу и старающейся выцарапать мне глаза.

Наконец противник в моих объятиях обмяк, но только я собрался его отпихнуть и выбраться из-под туши, как увидел две квадратные ряхи склонившихся над нами мордоворотов.

Это еще кто?! Забавно, но страха не было — видимо, из-за выброса адреналина. Взрослый я называл это состояние «боевой режим», мне оно было знакомо лишь из воспоминаний: боль исчезает, чувства отрубаются, остаются некоторые мысли, голые рефлексы, агрессия и азарт.

Разгоряченный схваткой, опускать лапки и позволять себя бить я не собирался, потому приготовился ставить блок и принимать бой.

Глава 29 Родственные узы

К моему удивлению, здоровяк не стал меня бить, улыбнулся и протянул руку.

— Вставай, красавец! Такого громилу завалил! Вижу, что моя сестренка в надежных руках.

Вот кого Гайка на пляже высматривала и вот почему так настаивала, чтобы мы расположились именно здесь! Она все-таки попросила братца подстраховать, а мне ничего не сказала.

Я поднялся и пожал руку.

— Павел.

— Наслышан, — улыбнулся он и представился: — Степан.

Если Степан был просто квадратным, то его приятель вполне мог бы назваться богатырем: два метра ростом, спинища — хоть в футбол на ней играй, руки — толще моих бедер, шея — дубовый ствол. Таким в армейской столовой дополнительное питание положено.

— А я о тебе, Степан, слышу впервые. — Только сейчас я обратил внимание на беспризорников, вытянувших шеи, как напуганные цыплята, и крикнул: — Все нормально, это свои.

Затем покосился на подругу, залившуюся краской до корней волос. Богатырь на корточках сидел над избитым Гайкой быком и рассказывал ему, что он нехороший человек, девочек бить и за волосы таскать — последнее дело. Я нашел взглядом тетку-кукурузницу, которая места себе не находила, крутилась волчком, но к нам не подходила.

Друга Степана звали Матвей. Они вдвоем уселись возле быка и стали промывать ему мозги. Я обвел взглядом всполошившихся отдыхающих, развел руками.

— Все разрешилось. Спасибо за помощь, но милицию — не надо.

Матвей не удержался и легонько приложил быка лбом о камень.

— Нельзя обижать слабых!

Кто бы говорил! Для такого любой будет слабым.

— Твою мать! — возмутился колхозник. — Какого хрена они на Галину напали?

Я, Гайка и сироты в один голос крикнули:

— Что?!

— Вранье! — возразил я.

Вперед выступил Ванька.

— Она сама на Свету напала, давай хватать и тащить, короче! Я ее пихнул, она упала.

— Вот, как все было! — пискнула Света.

— Ага, — кивнула Гаечка, потирая голову, запустив в волосы пятерню — ей было больно, она чуть скальпа не лишилась.

Ее руки мелко тряслись, отчего волосы шевелились, будто живые.

— Колян, слышал? — просипел ушибленный, скосил глаза на неподвижное тело приятеля. — Э-э, шо с ним?

— Спит, — ответил я.

Меня начало отпускать и, как и Гаечку, — мелко потряхивать.

— Сука Галка наплела. Вот же гнида какая! — Бык сел и закрыл окровавленное лицо руками, потом повернул голову к кукурузнице и проревел: — Галка, ходь сюды!

Но женщина помотала головой и попятилась.

— Мы с Алексеевки приехали, — рассказал мужик. — Решили подзаработать. А тут Галка прибежала и сказала, шо на нее бомжата напали…

— Сама она бомж! — огрызнулся Ванька.

Для беспризорников бомж — самое обидное, самое грязное ругательство.

Зная жестокость бездомных детей, которые способны ради потехи забить человека насмерть, мужчины бросились мстить.

— У людей спроси, как все было, — посоветовала Гаечка, которая выглядела злой и напуганной одновременно, и напомнила: — А рюкзак воровать — зачем?

Возразить на это было нечего, и бык колхозный получил заслуженную богатырскую затрещину. Потом извинился перед всеми нами за жену, за себя и кореша — не особо искренне. Видно было, что он не согласен с тем, что проиграл, но признает право сильного себя изгнать.

— Ну что, — спросил Степан, — простим засранцев? Или накажем?

Закопошился, захрипел придушенный мною бык, открыл глаза, дернулся, готовый воевать, но потух, убедившись, что никто не нападет — раз, а если он кинется, то молодые амбалы его быстро утихомирят — два. Только на меня он поглядывал волком.

— Накажем! — кровожадно пискнула Света, Ваня кивнул.

Их рвение было понятным: впервые за долгое время у них есть шанс поквитаться с обидчиками. В образе этих двоих слились лица всех тех, кто безнаказанно их пинал и оскорблял, пока они жили на улице. Впервые за них вступился кто-то действительно сильный — как этим не воспользоваться?

Я обратился к быкам, надеясь пробудить в них человеческое:

— Эти дети — сироты, и они реально зарабатывают себе на жизнь.

— А вы тут каким боком? — рыкнул придушенный бык. — Тоже… бездомные?

— Следим, чтобы уроды типа вас их не обокрали, — зашипела Гаечка. — Потому что сами небогатые и денег им дать не можем. Вот не стыдно, а, сирот обижать?

По злобному взгляду придушенного я понял: не стыдно. Если бы не здоровенные парни, он попытался бы взять реванш. Побитый смотрел в землю, размазывая по лицу кровавую юшку, и о его намерениях сказать было сложно.