Вперед в прошлое 4

На самом деле в словах врача не было ничего хорошего, скорее наоборот. Но я решил не накручивать домашних раньше времени.

— Без перемен. Договорились встретиться с врачом в два часа дня, — отчитался я. — Вот он все подробно и расскажет. Я так понял, он всех родственников собирает, чтобы много раз одно и то же не повторять.

Мама помрачнела.

— Придется дома ждать. На правах кого я пойду? Жена там уже будет. — В ее голосе зазвенел металл.

Не обида маленькой девочки, у которой забрали любимое — холодная ярость взрослого. Случись такое несколько месяцев назад, я вынашивал бы планы отмщения Лялиной. Не потому, что хотел вернуть отца, а из солидарности с мамой и, получив команду «фас». Теперь же, посмотрев на Анну в горе и увидев ее отношение к отцу, негатива к ней не испытывал, но и особой симпатии — тоже. Зато испытывал острое желание узнать, почему женщины выбирают подобных ему и так дорожат ими?

— Мы тебе расскажем, — пообещал дед маме.

Пак кофе мы сдали валютчику еще позавчера. Второй дожидался воскресенья, и если поначалу мысли о том, как это я зайду к чужим людям и начну что-то предлагать, вгоняли в дрожь, то теперь было пофиг.

Двух часов дня мы с дедом еле дождались. Приехали раньше и нарезали круги вокруг больницы, пока не встретили встревоженную Лялину, которая сразу же к нам подошла. На ее лице буквально светился знак вопроса, и я сказал:

— Мы тоже ничего не знаем.

Анна повела плечами.

— Но почему ничего не сказали?

— Денег хотят, непонятно, что ли? — проворчал дед.

— Хорошо если так. — Лялина обреченно посмотрела на здание больницы. — Ничего же в больницах нет. Зарплаты мизерные, как у нас. Не за свой же счет им все покупать. Ну что, идем?

— Вы одна? — спросил я.

— Игорь ждет в машине.

Я предложил:

— Позовите и его.

— Но он не родственник…

— Скажите медикам, что он брат больного. Никто ж не сможет проверить. Если начнется вымогательство, будет больше свидетелей.

— Ну какой шантаж, весь город за Ромой следит. И Москва… — Лялина посмотрела на деда. — Это вы подняли шумиху в Москве?

Дед кивнул и напомнил:

— Зови Игоря. Мы ждем у входа.

Лялина побежала по больничному парку к железным воротам. Вспомнились мобильные телефоны из будущего. Какая штука удобная: где бы ты ни находился, набрал человека, все рассказал, оп — и он на месте. А тут бегай по соседям, выпрашивай.

Вернулась Анна в сопровождении Прудникова. Мы с дедом остановились возле двух «опелей» — «Кадета» и «Омеги». Игорь Олегович молча нам с дедом пожал руку, распахнул дверь больницы и зашагал на второй этаж, говоря на ходу:

— Они не имеют права нас не пускать. Все эти распорядки — чисто для удобства врачей. Так что будем требовать. Имеем право!

Лялина предположила:

— По-моему, если уж нас пригласили, то как раз для того, чтобы мы прошли в отделение.

Получается, что только милиция сейчас имеет какие бы то ни было права. И еще те, у кого оружие. То есть кто сильнее, тот больше прав. У врачей тоже есть права, потому что в их руках чужая жизнь.

Белая дверь в отделение была закрыта, и Игорь постучал. Выглянула девушка с рыжими кудрями, выбивающимися из-под колпака.

— Нам назначено посещение, — заявил Прудников. — Мы родственники Романа Мартынова.

Каждый раз, когда дед слышал эту фамилию, он напрягался. Ему было неприятно, что сын отрекся от его фамилии и даже имя сменил.

— Минутку, скажу Валерию Степановичу.

Дверь закрылась, щелкнула щеколда.

Помнится теща, очень суеверная женщина, говорила, что, меняя имя, человеку ломают судьбу, и он никогда не будет счастливым.

Я всегда улыбался с ее загонов, теперь же память подсовывала самые уродливые псевдофакты, чтобы подпитать мой страх. Да и сама больничная атмосфера не располагала к выздоровлению. Люди, выживающие в таких больницах, делают это вопреки логике. Как и самоотверженны сотрудники, которые вытаскивают людей с того света. Казалось бы, все здесь говорит: «Оставь надежду, смертный! Дабы привыкнуть к земле, узри облупленную краску и треснувшие перила. Смотри на состарившийся унитаз с желтой коркой. Здесь все гниет и медленно умирает. Мухи между стекол. Плитка отваливается от стен. Гниют и скрипят половые доски».

Фантазия не успела разгуляться — к нам вышел лысоватый мужчина с обвислыми щеками и печальным взглядом, представился:

— Валерий Степанович Русак.

Пока он пожимал руки взрослым, я заметил дорогие часы на его запястье. Остановив на мне взгляд, Русак сказал:

— Мальчик, тебе лучше подождать здесь.

— Нет, мальчик пойдет с нами, — настоял дед. — Это сын Романа.

Русак скользнул в отделение, кивнул на пожелтевшие от старости халаты, висящие у входа.

— Наденьте, пожалуйста. И тапочки. У нас стерильно.

Мне достался халат с бурыми пятнами — то ли ржавчина, то ли кровь не отстиралась. Мы переобулись и пошли за врачом по коридору. Он ступал осторожно, будто боялся потревожить больных, и все тоже начали идти на цыпочках мимо дверей с прозрачными окошками, они напоминали раздаточные, но застекленные.