Вперед в прошлое 4

Я улыбнулся. Не столько от прикола, сколько от мысли, что в этом дурном возрасте — с десяти-одиннадцати до тринадцати — смешным кажется все, какую глупость ни ляпни. Два года назад мы с Ильей чуть не лопнули со смеху, наблюдая за тем, как ползет жук, вскидывая лапки так, словно танцует ламбаду.

Борис выклянчил у бабушки ненужную кассету с песнями Вайкуле, и они с Юркой уволокли магнитофон — записывать глупости и хулиганить по телефону. Взрослые предались воспоминаниям, мы с Наташкой — чревоугодию. Потом Наташка меня удивила: с разрешения бабушки она собрала тормозок для Яна, рассказав, что у нас в подвале живет хороший сирота с обожженным лицом, и его очень жалко.

Когда мы уже раздулись от обжорства, бабушка торжественно водрузила на стол торт-медовик с кремом из сгущенки, все взяли по маленькому куску.

Так просидели мы до пяти вечера, уже на выходе бабушка вручила мне огромный пирог-манник.

— Это тебе в подвал. Тебе и твоим друзьям.

На остановку мы отправились все вместе, но без Канальи, он прочно обосновался в бабушкином гараже. А я думал о толстяке Тимофее. Выжил ли он после тренировки? Смог ли встать с кровати утром? Не запилила ли его до смерти бабка? Когда думал о ней, почему-то представлялась фрекен Бок.

Пока доехали до базы, растрясли наеденное — ушло у нас на дорогу чуть больше полутора часов. О, где ты, мой мопед⁈ Восстань из мертвых, поддайся магии неркоманта Канальи!

В подвале были только Илья с Яном. Малому выдали тормозок — Илья отнес его в холодильник, как и пахнущий ванилью манник, потому что перед тренировкой нельзя набивать живот.

Вернулся друг не один. На негнущихся ногах, походкой раздувшегося робота Три-пи-о из «Звездных войн» топал Тимофей. Точнее, походка была этого робота, а объемы — Эр-два-дэ-два. Илья положил руку ему на плечо:

— Мужик, не сдался!

Толстяк гордо вскинул оба подбородка, подошел к деду и показал ему коричневый пузырек с белой субстанцией и сразу же стыдливо спрятал. Наташка шепнула на ухо:

— Эта штука от пота, чтобы не вонять. Мы спасены!

Но насчет «спасены» она ошиблась. Началась тренировка, и я понял, что после статики и от непривычной нагрузки болят мышцы ног. Причем, судя по страдальческим выражениям лиц, — не только у меня, и сегодня дед не зверствовал, а уделил внимание отработкам ударов в движении.

Как старался Тимофей! Он просто из шорт выпрыгивал! Строил зверские рожи — наверное, воображал на месте деда своих обидчиков. Вот как придет в школу, как наваляет всем! Раньше и я об этом мечтал, но что-то мешало бросить жрать и начать тренироваться. Каждый раз думал — вот завтра так точно! Но то уроков было много, то лень рано вставать, то холодно на улице или дождь, а потом — жара. А надо просто сделать первый шаг, он самый трудный. Решиться, что не в понедельник, который не наступит никогда, а сейчас. Потом — второй шаг, третий, четвертый, пятый, и уже сам не замечаешь, как идешь.

Толстяк сделал второй шаг. В планке у него тряслись руки, словно он боролся с перфоратором, но Тим не падал. Под конец тренировки у него дрожали ноги так, что он весь вибрировал, но парень не сдавался. Ему было так тяжело, как если бы каждому из нас сейчас прицепить по рюкзаку в пятнадцать килограммов и заставить отжиматься.

А когда после тренировки Илья рванул домой и приволок манник и термос с чаем, Тимофей отвернулся и проговорил:

— Спасибо, шифу. Всем пока, я пошел.

— А он дойдет? — с сомнением спросила Алиса.

— Если нет, мы найдем его тело. Нам же по пути, — сказал Борис, и Димоны заржали.

— А дотащите? — давясь смехом, спросил Чабанов.

Минаев старался не ржать, стеснялся деда, но покраснел и раздул щеки так, что аж глаза вылезли. Увидев это, Боря с набитым ртом упал на мат и затрясся, а, прожевав, указал на него пальцем:

— За-закипает-пф-ф!

Все грянули смехом. Димон сдулся, но остался красным.

Перекусив — каждому досталось по маленькому кусочку, и дед не стал запрещать — мы разошлись по домам. Борис специально изображал ищейку, рыскал по канавам и кустам, то тело Тимофея не нашел — толстяк справился и завтра тоже должен был прийти.

Борис предложил:

— Дед, а давай ночью в море искупаемся! Оно светится!

— И маму возьмем, — напомнил я.

Наташка возражать не стала.

Мама была дома и плескалась в душе — как раз дали воду до одиннадцати.

— Я следующая! — заняла очередь Наташка.

Я ходил туда-сюда по комнате и подбирал слова. Мне казалось очень важным уговорить маму пойти с нами на море, не верилось, что вот такой вариант мамы — любящей и понимающей — останется навсегда, тревожила мысль, что вернется та, что орет и раздает затрещины. А так окунется в звезды и уже никогда не захочет становиться прежней.

Мои мысли оборвал нервный и настойчивый стук в дверь. Наташка была ближе к выходу, выглянула в глазок и объявила:

— Там тетка какая-то.

— Наверное, опять в секту вербовать будет, — предположил дед.