Вперед в прошлое 3

Прохожие поглядывали с интересом и проходили мимо. Даже когда абрикосы выставил, не задерживались. Пришлось сменить пластинку.

— Дамы и господа! Вы такого точно не видели! — оп — замерли, шею вытянули. — Настоящий свежий инжир. Субтропический! Купи экзотику — удиви соседей!

Цену на абрикосы я установил, как у деда, благо их поблизости ни у кого не было, зато Дорогомиловский рынок у Киевского вокзала, наверное, забит нашими конкурентами. А инжир стал продавать поштучно, двести рублей за один. И что удивительно — именно его и брали!

Надутый Борька, видя, как у меня дело спорится и карманы раздуваются от денег, приободрился, взял газету, наделал из нее кульков, наполнил несколько и встал рядом со мной. Он бледнел, краснел, жевал губами, но не мог пересилить себя, и за него это сделал я:

— Хотите ощутить вкус юга? Вспомнить море, горы? Купите шелковицу! Только у нас! Всего двести рублей кулек!

— Двести рублей! — повторил Борис, протягивая кульки толстой тетеньке, крашеной в ярко-рыжий — тат отодвинулась.

Зато модница с огромными серьгами взяла по кулечку себе и подруге. Борис сияющими глазами посмотрел на деньги, сунул их в карман и завопил:

— Вкус моря — шелковица! С юга… — сообразив, что ляпнул не то, Борис покраснел и просто сказал: — Сладкая шелковица.

Вскоре пришла Наташка с орехами и смородиной, коробку, испачканную шелковицей, застелила газетой и принялась крутить кульки, приговаривая:

— Учитесь, салаги!

Кульки она наполнила смородиной, шелковицей, орехами. Взяв у меня нож, она отрезала кусок веревки, делая ручку для коробки. Повесила самодельную корзинку на руку, в свободную взяла кулечек с шелковицей и двинулась вдоль торговцев, приговаривая:

— Шелковица! Инжир! Смородина! Вкус юга! Побалуйте себя…

Первый покупатель что-то у нее взял, подошел второй. Меня окружили люди, и стало не до нее и Бориса.

Часа через два у меня разобрали половину товара. Вернулась Наташка, сияющая и брызжущая энтузиазмом. Отдала мне тысячу за инжир и принялась перебирать вторую коробку с шелковицей. А я только и успевал взвешивать абрикосы. Краснощечки так все разошлись, ананасных осталось полтора ящика, орехов — половина. Когда покупатели рассосались, перед тем, как уходить в поле, сестра похвасталась:

— Вот это жара, я понимаю! Это не ставрида по сто рублей!

Она зашагала по дорожке, зазывая покупателей из перехода, а я заметил движущегося за ней парня в кепке и спортивках. Она остановится — он тоже. И вдруг гопник обернулся, скользнул взглядом по мне. Пока он ничего делать не собирался, просто пас нас. Наверняка ведь работает не один, и скоро придут его подельники. Пора валить. Не дай бог ограбят, у меня ж, помимо наторгованного, деньги зашиты в потайных кармашках!

Или подельники уже здесь? Я повернулся, выискивая подозрительных парней, и тут над самым ухом раздалось:

— Торгуем в неположенном месте?

Я вздрогнул. Передо мной стояли два молодых мента, один веснушчатый, аж золотой, второй — азиатской наружности.

— Я внук Шевкета Джемалдинова, — отчеканил я.

Борис икнул, выпрямился и шагнул ко мне в поисках защиты.

— Девушка с вами? — рыжий кивнул на Наташку.

Мы с Борисом переглянулись и ответили одновременно:

— Нет!

Если Наташку отмажем, хоть что-то сохранится. Менты — хуже гопоты, обшмонают так, что копейки не утаишь. Черт, черт, и еще раз черт! Вот тебе и свои менты! Выходит, вертели они деда, как танцор — партнершу! А я набит деньгами, как Буратино, ведь мы не заходили домой, и все с собой! Сэкономили, блин, время! Надо было самому к деду рвануть, это ведь рядом совсем, вот я осел! Вот олух жадный!

Наташка увидела, что на нас наехали менты, поставила корзинку на землю. Молодец, правильно: если что, скажет, что это не ее. Гопарь, который нас пас, поплелся прочь, воровато оглядываясь и сплевывая. Свернул за пятиэтажку.

— Пройдемте, молодой человек, — сказал азиат.

— Права не имеете. Мы несовершеннолетние, — сказал я, пятясь. А ведь они, по идее, не должны меня преследовать, хватит им товара моего, там тысяч на десять осталось.

Рыжий взял ящики с орехами и абрикосами, азиат пособирал пустые и коробки. Картон-то им зачем? Во пылесосы. Переглянувшись, менты расхохотались.

— Дед просил за вами приглядеть. Вас уже пасти начали, — объяснил рыжий.

— А так подумают, что мы вас упаковали, — добавил азиат. — И отстанут.

Я не сдержался и вполне по-взрослому выругался, матерно выражая недовольство, что незачем было так пугать. Менты второй раз грянули смехом. Скрипнув зубами, я жестом поманил Наташку. Она уперла руки в боки, топнула и покрутила пальцем у виска.

Ничего страшного, не потеряется, и ей ничего не угрожает: гопника-то спугнули.

Борис все еще держался за мою рубашку. Даже когда менты сгрузили ящики возле деда, не отпустил. Дед-то пока еще чужой человек, которого он несколько часов как знает.

— Спасибо, парни, — кивнул дед, отсыпал обоим абрикос.

Менты для приличия отказались, но потом забрали.