Сопровождавшая их врачиха, молодая, та, которая тряслась, и пришлось помочь ей открыть двери, отвернулась и отошла в сторону — расчувствовалась. Пожилая не скрывала слез, гладила каждую девочку по голове. Все они были симпатичными — насколько можно судить, когда они в таком состоянии. И одного возраста — лет пятнадцать на вид, когда юное упругое тело уже готово, а разум — еще нет. Алиса была самой мелкой, наверное, ее взяли под определенного заказчика.
Пожилая врач первая взяла себя в руки и, будто стаю цыплят, принялась подталкивать девочек к «скорым». Темненькая, держащая отца за штанину, не хотела вставать, а может, не было сил. И в этот момент он обернулся, посмотрел на меня, и из его глаз выплеснулся такой ужас, что волосы на моей голове шевельнулись.
Больше всего поразила реакция собровцев, этих матерых волкодавов, привыкших рисковать жизнью. Они сняли балаклавы, и лица у них были, как на похоронах близких: и боль, и ярость, и растерянность. Примерно такие же выражения у неизлечимо больных, которые узнают приговор.
Девочек начали грузить в «скорые», и к нам подошла освободившаяся пожилая врач, села на корточки напротив нас, улыбнулась, протянула руку Алисе:
— Поднимайся, малышка. Все в прошлом. Поехали в больницу.
Алиса вцепилась в мою руку, замотала головой.
— Я в порядке, спасибо.
— Так нужно. Потом тебя отвезут домой.
Врач опять попыталась улыбнутся, поймала взглядом идущего к нам отца. Он ссутулился, из него будто выкачали жизнь. Нависнув над нами, он обратился ко мне:
— Это и есть та девочка?
Я кивнул, и отец посмотрел на Алису.
— Благодари своего героя, а потом вам придется ненадолго расстаться. Ты ведь хочешь, чтобы тех ублюдков наказали? — Алиса яростно закивала. — Тогда идем. Сперва тебя осмотрят в больнице, потом расскажешь обо всем, что тут было. Мы их найдем и посадим, но для этого тебе нужно нам помочь.
Пальцы Алисы сильнее стиснули мое предплечье.
— Не бойся… — начал я и попал в яблочко.
— Я не боюсь! — Она отпустила меня, встала, но пошатнулась — отец еле успел ее поддержать.
Мне пришлось пообещать:
— Я к тебе приеду позже.
Пожилая врач обняла ее и повела к скорой, воркуя:
— Меня зовут тетя Маша, ничего неприятного не будет. Ты примешь душ… Ты ведь хочешь помыться?
Алиса часто закивала, сразу из оскалившегося волчонка превратившись в озябшего воробышка. Мы с отцом проводили ее взглядом. Я осмотрелся: собровцы были далеко, и никто не мешал задать вопрос, который меня волновал. Но для начала я сказал:
— Спасибо… папа.
Он повел плечом, будто скидывая невидимую руку. Я продолжил шепотом, шагнув к нему:
— Скажи, ты сильно подставился?
Отец усмехнулся, сел рядом со мной на корточки, сунув в рот травинку.
— Да. Подпись на задании подделал. Никто мне разрешения на операцию не дал бы — или вообще, или так быстро. — Он ненадолго замолчал, покосился с сомнением, будто решая, говорить сопляку важное, или мал еще. Наконец определился:
— Когда твой друг принес письмо, я думал, что убью тебя. Проломлю башку. Если ты жив — вытащу и прибью, это ж надо такое затеять… Обрез где? — спросил отец одними губами.
— Там. — Я кивнул на столовую. — На втором этаже, за нагромождением столов.
— Ну ты придурок! — Он покачал головой. — Это ж надо такое придумать! Ты ж стрелять ни хрена не умеешь!
Я пожал плечами.
— Научился. Но в мясорубку не полез бы. А уйти я не смог, потому что они спустили с цепи собак. Видел, какие твари? — слукавил я, чтобы отец не чувствовал себя использованным. Он сделал доброе дело, хотя мог отмахнуться от меня, и заслужил право быть героем, а не бумажкой, которой подтерлись. — Извини, па.
Он сказал неожиданное:
— А, плевать! — И опустил руку, как гильотину. — Так вот, когда ехал сюда, я думал — убью сучонка. Приехал, а тут… В общем, ты молодец. Смелый поступок сделал, правильный. Не каждый взрослый смог бы.
Он протянул руку, и я пожал ее — во второй раз отец признал во мне равного.
— Я горжусь тобой, па. Ты спас этих девочек. Не я — ты. Что я смог бы? Победителей ведь не судят, да? Ты — победитель. Завтра об этой операции напишут все газеты. Они не посмеют не то что судить тебя — уволить. Это ж звезда на погоны! Такое громкое дело раскрыл, уродов на чистую воду вывел.
Отец покивал своим мыслям.
— Пулю это не остановит. — Поднявшись, он сказал: — Откуда ты столько всего знаешь?
— Просто сопоставил факты.
— Сопоставил, ага… Ладно, поехали: время!
— В нашем городе свои упыри есть, — проговорил я, направляясь за ним к УАЗику. — Вот и подумай, кому невыгодно, чтобы Костаки тут корни пустил.
А сам я задумался, как организовать информационную поддержку.
Глава 18
Это я
В «Уазике» я сидел во втором ряду сидений, между передними и клетушкой, куда поместили задержанного, и боролся с искушением попроситься к нему, чтобы поотрабатывать на нем удары. Кулаки и колени чесались, но я успокаивал себя мыслью, что у него впереди — боль, много боли и унижений. Менты позаботятся о том, чтобы уже в СИЗО задержанные узнали, за что взяли этого мужика. Чувствую, кукарекать он начнет уже там.