Вперед в прошлое!

Черт, я на морской рыбалке лет двадцать не был! Мной овладел азарт предвкушения, и к набережной мы рванули наперегонки, забыв об усталости.

Вырулили на просторную площадь возле морвокзала, где народ продавал с пола всякую всячину, и ринулись к молу. Я не выдержал, остановился, разглядывая любимый город: все те же сизые горы, вся та же бетонная набережная и вечно рокочущий порт, куда заходят огромные сухогрузы и танкеры. А вот крейсера, который стал символом города, еще нет, да я и не застал его, уехал учиться. Только сейчас понял, как же тосковал по этому месту, как же мне его не хватало!

— Ты чего? — Илюха потянул меня за рукав.

Я помотал головой. Ощущение было, будто сквозь меня прорастает прошлое, меняет ощущения, краски делает ярче. Аж сердце зачастило.

— Побежали, — сказал я, и мы рванули дальше, поглядывая на людей с удочками и пакетами, идущими с мола.

Мол, хоть и был под километр в длину, залепили рыбаки, причем рыба ловилась даже у тех, кто стоял ближе к набережной, но нам казалось, что чем дальше стать, тем она будет жирнее.

— Ты глянь, полные подвесы! — восторженно бормотал Илюха. — А-а-а, давай скорее! Вот это клев, а-а-а!

— Давай тут, — я кивнул на пустое пространство на моле, мы залезли на возвышенность, Илюха протянул мне самодур, пока собирал удочки.

— Зацени!

На подвесе было семь крючков, к каждому крепилось белое перо и пара красных бисеринок. Получалась маленькая рыбка.

— Офигеть. Это ты сам делал?! — восхитился я, рассматривая шедевр. — Научи, сенсей!

— Ага, — с гордостью кивнул Илья, — сам, мама научила, она у нас еще тот рыбак! Это крутые подвесы, на них клюет, даже когда ни у кого не ловится. Только не утопи! Не давай грузику опуститься на дно, там он может зацепиться за камни.

Грузики были самодельные, примерно по двадцать-тридцать граммов.

Собрав удочки и прицепив подвесы, Илюха сказал:

— Учись, пока я живой!

Отвел удочку за спину, сделал мах. Тр-р-р — начала раскручиваться катушка. Груз упал в воду метрах в тридцати от берега. Ставриду я ловить умел, повторил его движения и сделал заброс чуть правее. Илья дернул удочку и как заревет:

— Есть! Уже есть! Прикинь, с первого заброса! — Он начал сматывать катушку. — О-о-о, полная!

У меня леска прекратила разматываться. Значит, либо груз на дне, либо на крючки села рыба. Я повел удилищем в сторону, ощутил, как затрепыхалась добыча.

— Е-е-е! И у меня!

Подводя рыбу к берегу, Илья прокомментировал:

— Ты гля, какие кабаны! Кабановы, ха-ха-ха! Тунцы.

— Или бублик, — остудил его пыл я.

Бубликом мы называли рыбу, которая закрутилась в леске кольцом. За счет сопротивления казалось, что на крючке трактор.

Ставрида шла крупная, с ладонь, такое бывало нечасто. Илья вытащил три рыбешки, я — четыре. Положил в ведро и поспешил снова сделать заброс. И опять вытащил четыре рыбки.

Так мы развлекались часа два, наполнили ведро и большой пакет, рыба все не иссякала, азарт не давал остановиться, хотя ветер пронизывал до костей и околевшие руки не слушались.

Когда наконец нашли в себе силы остановиться, поняли, что надергали килограммов десять. Нет, скорее даже больше.

— Мы еще предыдущий улов не съели. — Илья почесал голову.

— Давай продадим? Сколько она стоит?

— Ну, рублей триста-четыреста на рынке. А так…

— Давай пустим по двести. Должны разобрать, у детей всегда хорошо берут, жалеют.

Илья покосился с недоверием, поджал губы.

— Где тут движняковый магазин? — продолжал раскручивать бизнес-план я. — Или давай на остановку пойдем, там народ точно будет.

— А не прогонят?

— Прогонят — уйдем. Айда!

Я тащил пакет, Илья — ведро и не верил в успех авантюры. А мне было интересно освоить профессию торгаша. Ельцин разрешил торговать всем и везде, почему бы этим не воспользоваться?

— Ты просто рядом стой с удочками, я сам все сделаю, — успокоил я Илью.

На остановке толпился народ. Я поставил на землю ведро и проорал:

— Кому рыбку? Рыбка свеженькая, только крякала!

Единственная проблема — насыпать было не во что, ведь целлофановые пакеты в дефиците. Люди, ожидающие свой транспорт, повернули головы, и я продолжил:

— Покупайте рыбку! Только наловили! Коплю на гитару!

— И почем? — поинтересовалась худая женщина в сером свитере.

— Так двести, но первому покупателю сто пятьдесят! Берите, не пожалеете. — Я вытащил рыбку. — Хотите попробовать?

Она засмеялась.

— С удовольствием купила бы. Но денег нет.

Да, «денег нет»— это главная проблема. Но уж двести рублей — невеликая сумма, когда хлеб стоит сто, а проезд в автобусе — десять. Странное ценообразование.

Толстая бабка взяла одну ставриду, крутила ее по-всякому, в жабры заглядывала, так и хотелось и ей предложить попробовать.

— Свежая, — проговорила она с разочарованием и полезла в сумку, набрала пригоршню монетами. — Полкилограммчика. Я — первый покупатель, значит, семьдесят пять рубчиков. И сама поем, и кошечек порадую. Только куда насыпать?

— Минуту!

Оставив Илью слушать про распрекрасных пять кошек, я метнулся к газетному киоску, заглянул в окошко — оторвавшись от вязания, на меня посмотрела сухонькая старушка.