Вперед в прошлое!

— Кто есть? Чет не поняла.

— Богатенькие Буратины.

— А-а. Ну а у самого это откуда?

— Тебе какая разница. Достал — и молодец.

Подумав немного, она спрятала банку в сумку.

— Не отдам. Это я заработала. Отец выпьет, и нам ничего не достанется.

Читать лекцию о крысятничестве я не стал, потому что в нашей семье это очень даже практикуется отцом. Я смотрел на адрес и убеждался, что да, это либо в одном из старых двухэтажных домов, либо в общежитии через дорогу от них. Придется идти разговаривать, чего уж теперь.

— Ты любишь отца? — спросил я у Наташки, разливающей по чашкам кипяток, и продолжил: — Хочешь, чтобы он с нами жил?

Сестра передернула плечами.

— Подольше бы он на своей ыбалке был. — Наташка поставила напротив меня чашку. — Что вылупился? Не люблю я его.

— Я бы на гитару пошел, если бы он нас бросил, — сказал я. — Ты — на танцы, Борька— в художку. Помнишь, как батя зимой мою гитару расхреначил?

Он, видите ли, считал, что я трачу время на ерунду. До сих пор обида осталась, я на эту гитару полгода копил. Обдирал летом придорожные вишни и возил на рынок…

Копил… Черт! А родители на новый телевизор копят, и эти деньги летом сгорят. Кажется, в августе денежная реформа и неразбериха, с ней связанная. Толком и не помню, что тогда было и когда именно. Помню лишь, что отец пытался обменять старые деньги на новые, на это выделялось что-то около недели, но никто не успевал. Старыми деньгами было не расплатиться, их отказывались брать, доллары на них не меняли. Потом, когда в правительстве поняли, что получилось не лучше, а как всегда (по-моему, именно денежная реформа родила это выражение), старые деньги вернули, и они довольно долго были в ходу…

Я улыбнулся. Кажется, стало ясно, как получить стартовый капитал, но для этого нужны доллары, и побольше.

Надо попытаться уговорить мать обменять рубли на доллары, у нее, как сейчас помню, целых 33000, это… Какой сейчас курс? Никак не узнать, в нашей глуши, ясное дело, обменника нет. Когда родители спохватились, говорили вроде о тридцати долларах, если по курсу, но купить валюту так и не смогли. Боясь, что деньги сгорят, набрали посуды.

Сегодня точно идти к Лялиным не следует, потому что отец будет там, и случится конфуз. Вот когда он вернется с работы и появится у нас, тогда и Анечка вернется домой, и будет можно.

Ну и скукотища тут! Скоро «Санта-Барбара» начнется, и семейство соберется под телеком. Я сунулся в холодильник, но не обнаружил там ничего, придется снова давиться блевунчиком. Безобразие! Надо что-то с этим делать. Хорошо у Илюхи перекусил.

Кофе был отвратительный. Наташка же пила, закатив глаза от удовольствия. Вот же паскудное какое время! Эпоха девочек, отдающихся за палку колбасы.

Мать вернулась с дачи ровно к началу «Санта-Барбары» и воскликнула с порога, потрясая перед собой какой-то бумажкой:

— Дети! Отец же велел никакую гадость на дверь не цеплять. А тут еще и на клей посадили. Кто это сделал?

Она прошагала в нашу комнату. Наташка напряглась и набычилась. Борька принялся спешно прятать художества. Определив на стол миску с клубникой, она развернула листок с корявым черепом, перечеркнутым красной линией, а ниже красовалось слово «смерть!» Все это было нарисовано фломастерами и очень криво, будто первоклассник расстарался. Наташка разинула рот и побледнела, скосила глаза на меня.

— Боря! Твоих рук дело? — не унималась мама.

— Боря нарисовал бы лучше, — сказал я, забрал у нее листок. — Это вообще не мы. Кто-то пошутил.

Она покачала головой, взяла клубнику, нам даже не предложив. Не положено, пока вожак прайда не снял пробу. Я бросил ей в спину:

— Мам, у меня сегодня все пятерки и благодарность по литературе. Показать дневник?

Не оборачиваясь, она качнула головой и удалилась.

— Ты не понял, что ли? — прошипела Наташка и постучала себя пальцем по лбу. — Это ж черная метка! Тебе— черная метка.

Борька икнул, забрал послание, оставленное гопниками, насмотревшимися фильмов о пиратах:

— Обидно. Она подумала, что этот ужас накалякал я.

— Вот и я говорю, — поддержал его я, — что у Бориса — талант, а это фигня позорная.

— Идиот! — закатила глаза Наташка. — Они тебя убьют! Они ж на всю голову отмороженные!

— Дебильные они на всю голову, — сказал я. — Гопота — это никто, черти, бентос, блин!

— Кто? Пентос?

— Бентос. Твари, которые живут на дне. Гопники тупы, трусливы, разрозненны и ленивы.

Говорил я, больше чтобы убедить ее. Да, для самостоятельного взрослого это не сила, пока он не встретится с ними в темном переулке. Они всегда нападают со спины или — стаей. Но для подростка представляют серьезную опасность. Вот только как далеко они готовы зайти? По идее — до первой крови. Их крови. Ведь только для нас, детей из обычных семей, это война. Для них — игра, охота.

Мне пора подумать, как поэффективнее вооружиться. От камня по башке это вряд ли спасет, но при столкновении лицом к лицу, то есть к лицам или скорее рылам — вполне.

Видимо, моя физиономия изменилась, и сестрица с торжеством сказала:

— Дошло наконец, что они тебя сгноят? Хочешь, я Влада попрошу за тебя подписаться?