Вперед в прошлое 2

Столичных жителей можно понять, действительно по Москве рыскала стая хищников, черные риелторы работали не покладая рук, да и без них было полно халявщиков, жадных до чужого добра. Потому бывшая жена так меня и не прописала у себя в квартире, пришлось делать временную регистрацию у соседки.

У деда — квартира в Москве. Интересно, закралась ли в его голову мысль, что вылезли стервятники, жаждущие его смерти, чтобы отнять и поделить?

Мог бы окопаться, как та бабка в рассказе Бредбери, которая никого не впускала, боясь, что придет ее смерть, и ждать кончины в одиночестве, зато быть спокойным. Но дед рискнул нас принять, закрыть глаза на возможный наш корыстный интерес.

— Какой план? — спросил он.

— Все без изменений: мама — в больницу, я — на Дорогомиловский рынок.

— Я с тобой! — вызвалась она. — Как ты там один?

— Он не один, я буду с ним, — улыбнулся дед.

— Я должна убедиться, что все хорошо! — настаивала мама.

Типа защищать дитятко собралась. Как бы ее защищать не пришлось!

— Значит — на кольцевую, я правильно понял? — Дед в Москву понаехал давно, и говор у него был, как у местного.

— Правильно, — кивнул я.

Дед забрал у меня кравчучку и бодро покатил к зданию вокзала. Пока мы разговаривали на перроне, толпа рассосалась, и было проще. Втроем мы без труда преодолели ступеньки и эскалатор, погрузились на электричку и встали на относительно свободную площадку напротив входа.

Дед все время смотрел на меня, будто боялся, что я в любой момент исчезну.

— Расскажи, как ты жил, — попросил я, — мы ведь ничего о тебе не знаем.

— Как жил… Развелся, детьми не обзавелся. Женился снова, опять развелся — не заладилось.

— А работал кем?

— Дослужился до старшего лейтенанта. Потом урода одного пристрелил при сопротивлении, — его карие глаза почернели. — Знал, что отпустят его. Меня судили, разжаловали, дали условный срок. Зато никто больше не… — Он встретился с осуждающим взглядом матери и смолк.

— Добрый день, уважаемые пассажиры! — Мы обернулись на голос.

В начале вагона стоял всклокоченный коробейник с большой спортивной сумкой, висящей на груди, как шарманка, оттуда выглядывали газеты.

— Представляю вашему вниманию самые интересные, самые свежие газеты! Начнем с горяченького! «Спид-Инфо». Почему развелся Вячеслав Малежик! Сенсация: инопланетяне предсказали будущее России! Читайте — и будете в курсе!

Господи, какой бред! И вся страна это читала на полном серьезе! Инопланетяне предсказали! Лада Дэнс беременна от ёжика. Ёжиком оказался Богдан Титомир. В Удмуртии родился ребенок с анальным отверстием во лбу. Это оказался третий глаз. Он был карим. Летающая тарелка была замечена в районе Артека. После этого на нудистов в окрестностях Аю-Дага стали нападать роботы-морковки.

Пришлось ждать, когда парень проорется и покинет вагон. Но быстро у него не получилось: газеты покупали. Женщина с прической «советская барашка», сидящая рядом с нашей площадкой, купила тот самый «Спид-Инфо». Парень заискивающе заглянул в глаза деду.

— Иди отсюда, — рыкнул он, и коробейника сдуло из вагона.

— Что же он такого сделал? — продолжил разговор я, имея в виду преступника, которого пристрелил дед.

— Он хуже, чем убийца. У соседки дочь… Была дочь. Больше нет.

Больше он ничего не сказал, стоял молча, заново переживая те события. Я тронул его и сказал:

— Дед, я тобой горжусь!

Он грустно улыбнулся.

— Давно это было. Теперь работаю сторожем на складе. Доски охраняю. Но на жизнь хватает… Следующая станция — Киевская, наша.

Мы вынесли кравчучку из вагона, дед все так же толкал ее, у меня был только рюкзак, и я мог смотреть не только перед собой, но и по сторонам. Какая все-таки Москва красавица! Станции метро — просто произведения искусства. Взять хотя бы эту: массивные люстры, лепнина, картины в узорчатых рамах. Если бы не толпа народа, можно было бы водить сюда иностранцев на экскурсию. Интересно, кто автор картин? И гугла нет, чтобы узнать!

Когда вышли из подземки, я отыскал взглядом место, где должны выситься башни Москвы-Сити. Нет ничего. Нет стеклянно-пластиковых строений, дорогих иномарок. Зато прямо на грязи, окруженный окурками, стоял мужик с тележкой. На клеенке поверх кравчучки лежали караси, от которых он хворостиной гонял мух.

Рядом продавала блузку женщина тощая настолько, что хотелось купить ей пирожок у соседней торговки.

— Тут идти далеко, — сказал я. — Дед, давай везти тележку по очереди.

Но дед справлялся неплохо, так все пятнадцать минут меня к ней и не подпустил. Мама шагала рядом, оглядывалась по сторонам и всем своим видом говоря: «Что я здесь делаю? Страшно-то так!» Наверное, грядущий визит в онкоцентр так сильно ее пугал.

По широкой дороге мы добрались до рынка. Точнее до площади возле него, где толпился народ. Оставив деда и маму, я прошвырнулся по ряду, узнал цены. Черешня от шестисот до тысячи, такая, как у нас — восемьсот. Орехи — от тысячи до тысячи восьмисот. Абрикосов не было ни у кого, потому что еще не сезон.

Как и в прошлый раз, я предпочел прилавок торговле с пола и побежал на сам рынок договариваться с бабками.