Вперед в прошлое 2

В наше время не то что беспризорники — бомжи куда-то подевались. Сейчас же их, как бродячих собак на помойке. Помнится, когда учился в МВАА, парень из Москвы рассказывал, что его соседа. неблагополучного подростка, съели бомжи. Много позже лейтенант из Севастополя, который был младше меня на восемь лет, говорил, что дружил с людоедом. Тот заманивал к себе гостей, разделывал, а мясо консервировал и продавал как свиную тушенку. Детей, на его счастье, не трогал, хотя, если разобраться, мясо у них нежное — то, что надо.

Мальчишки сбились в стаю и перешептывались, жадно глядя на мой товар. Наверное, прикидывали, чего бы стащить. В детстве я не знал, что такое настоящий голод. В доме всегда были макароны, хлеб и соленья. Невкусно, непитательно, но живот набить можно. Этим детям даже на помойке не поживиться, потому что в девяностые еду не выбрасывали. Вспомнилось, как Леночка хлебом кормила чаек, да и много кто их кормил. Дети, выходит, не в приоритете?

Мой желудок рыкнул, напоминая, что пора бы и мне перекусить. Все, что бабушка взяла с собой, мы приговорили, так что придется покупать.

Будто откликнувшись на запрос, реальность послала к нашему ряду тетку с пирожками, следом топала вторая с ящиком на колесах и голосила:

— Чай, кофе! Кофе, чай!

Я шагнул к Татьяне, сбрызгивающей ромашки водой, чтобы не вяли, и спросил:

— У этих дам еда безопасная?

— Вполне, — дала добро торговка, и я крикнул:

— Почем кофе и пирожки?

Обе женщины синхронно остановились и повернулись ко мне.

— Сто рублей с капустой, двести с мясом! — ответила пирожочница, да погромче.

— Двести кофе! — так же громко откликнулась вторая.

Обычный растворимый, с привкусом вокзала, но другой если в этой реальности и есть, то мне точно не светит. А так хотелось нормального зернового! Ручная кофемолка, похожая на маленький пепелац, у мамы была.

Ладно, заработал, уж стаканчик кофе могу себе позволить.

— Шесть пирожков с капустой. И один кофе. — Я отсчитал восемьсот рублей.

Шестьсот отдал за пирожки, тетка тотчас завернула каждый в бумагу, положила на газету, протянула мне и похвалила товар:

— Горяченькие! Большие.

Вспомнив про бабушку, взял еще чай за сто рублей — не всухомятку же ей есть.

Вторая торговка открыла ящик из фанеры, внутри обклеенный пенопластом, где у нее стояло два огромных термоса, сделала мне кофе и чай в бумажном стаканчике типа как от мороженого.

Я поблагодарил кормилиц, один пирожок оставил себе, второй — бабушке, третий отдал Татьяне, которая поначалу отнекивалась, но после взяла. Жестом поманил беспризорников. Они запереглядывались и вытолкали вперед самого мелкого, похожего на инопланетянина.

— Да не бойся, иди сюда. Это вам троим. — Я сел на корточки и протянул пирожки вместе с газетой, приманивая мальчишку, как дикого зверька.

— Ой, ты это зря, — покачала головой Татьяна. — Эти и руку откусят. Тюрьма по ним плачет!

— Там хоть не голодают, — отмахнулся я. — Старухи кормят бездомных котов, приваживают псов, а эти чем хуже?

— Коты не воруют! — парировала цветочница.

— Да неужели?

Ответить на это было нечем. Мальчишка показал язык приятелям и рванул ко мне, выхватил пирожки и сразу же стал есть свой, не отходя от прилавка — жадно отхватывая куски и проглатывая не жуя, словно кто-то мог его забрать.

— Фпафибо, — проговорил он, из набитого рта выпал кусок, мальчишка поднял его с пола и зажал в руке.

— Не уходи, — сказал я, скрутил из газеты три кулька, отсыпал туда черешни и сверху положил по абрикосу.

Мальчишки постарше осмелели, побежали на раздачу и, сияя глазами и рассыпаясь в благодарностях, забрали угощение. Глядя, как жадно ест мальчик-инопланетянин, Татьяна расчувствовалась и, не сдержавшись, прошептала мне:

— Прости, что назвала тебя жадным мальчиком.

Подумалось, что я ее вообще Ягой окрестил, так что мы в расчете.

Только я надкусил пирожок и хлебнул обжигающего сладкого кофе, как покупатели повалили один за другим, да все безденежные, каждый норовил выторговать хоть пятьдесят рублей, напробовать побольше черешен, а брали по полкилограмма — устал отбиваться.

За работой не заметил, как подошла бабушка с черным пакетом с золотыми полосками, молча взяла свой пирожок и принялась есть, запивая чаем и поглядывая на выбирающего пять абрикосов краснолицего плотного мужика с бычьей шеей. Он рассматривал каждый, взвешивал на ладони, будто драгоценность покупал. Впрочем, так оно и было.

Помню, отец где-то добыл «сникерс», мы собрались всей семьей и зарезали его, как торт, поделили на пять кусочков. Свой я откусывал маленькими порциями и держал во рту, пока он не истаивал и не распадался на орехи.

Так же эти люди, только для них абрикосы — лакомство и экзотика, так что пусть выбирает.

— Самые вкусные — темно-оранжевые, — посоветовал я, разрезал чуть примятый абрикос и дал сравнить с тем, что покупатель пробовал раньше, он закивал.

— Да, вот таких давайте, и правда прям медовые.

Бабушка доела пирожок, дождалась, пока мужчина уйдет, неся абрикосы в маленькой коробке, как великую драгоценность, и отчиталась: