Нет, до того, как погонять молодежь — зайти в гости к Илюхе и узнать, займут ли мне его родители тысяч тридцать. Я не планировал возвращаться из Москвы без денег, но нужны были и лекарства, и оборотные средства. И еще неплохо бы придумать, что можно возить из Москвы сюда. У нас город портовый, шмоток, «сникерсов» и сигарет достаточно, и удивить людей трудно.
Если все пойдет, как я планирую, послезавтра будем собирать первую партию товара, чтобы рвать в Москву в пятницу. В воскресенье утром будем там, во вторник — здесь. И опять — выспаться, собрать товар, рвануть в Москву.
И, да, еще же дед Шевкет! Надо подумать, как его найти.
Проснулся я по будильнику в семь, принял душ, побежал к телефонной будке, чтобы связаться с бабушкой, и обнаружил трубку, свесившую оборванный провод. Вот козлота! Ну кому она мешала? Я выругался. Следующая будка аж возле Илюхиного дома. Я бросил взгляд на окна бабы Вали на третьем этаже. У нее есть телефон. Сейчас полвосьмого. Но сон стариков чуток и короток, обычно они просыпаются рано. Вдруг она уже встала?
На счету каждая минута, потому я наплевал на тактичность, взбежал на третий этаж, постучал к ней, прислушался. За дверью завозились, баба Валя глянула в глазок и сразу же отворила дверь.
— Извините, что так рано. Мне срочно надо позвонить…
— Я не спала, проходи, Павлик.
Бабулька посторонилась, пропуская меня к телефону.
— Как себя чувствует мама?
Я замер с трубкой в руке. Соседка беспокоится о психическом состоянии мамы после разрыва с отцом или знает о ее болезни? Если второе, неудивительно: мы живем в селе, тут быстро расходятся вести.
— Вы о чем? — спросил я, набирая по памяти бабушкин номер.
— Тоня сказала, что она больна…
Я вскинул руку, услышав гудки, и баба Валя кивнула, тактично замолчала и отошла в сторонку, кутаясь в платок. Гудки, гудки, гудки. Ну давай, ответь!
Но бабушка не ответила — видимо, возилась со скотиной или была в огороде. Положив трубку, я повернулся к соседке. Лучше рассказать все как есть, чтобы вредная бабка Тонька не распускала нелепые слухи. Ведь что знают двое, знает все село.
— Рак щитовидной железы…
Соседка закрыла лицо руками и совершенно искренне прошептала:
— Как же так! Она ж молодая совсем!
— Эта дрянь не щадит никого. Но диагноз — не приговор. Хорошо рано обнаружили, будем лечиться, поедем на операцию в Москву. Вы бы тоже проверились, баба Валя.
Старушка задумалась, качнула головой.
— Пожалуй, да. Проверюсь.
— Снимок легких, — напомнил я.
Где-то читал, что рак у молодых лечить сложнее, он более злокачественный и быстрее дает метастазы, потому что обмен веществ интенсивнее. У стариков он может тихонько развиваться годами и после операции реже дает рецидивы.
— Будешь конфету? — старушка шагнула в крошечную кухоньку, зачерпнула из тарелки горсть леденцов.
Интересно, где ее родственники? Есть ли у нее дети или выросли — и упорхнули?
Я не стал отказываться — ей необходимо о ком-то заботиться. Пусть.
— Можно еще позвонить?
— Конечно, Павлик!
Я набрал бабушку Эльзу еще раз, в этот раз она ответила.
— Привет, ба. Как дела? — проговорил я сходу. — Что тетя Ира? Будет помогать?
— Куда Ирка денется! Обещала договориться с коллегами резервного поезда…
— Отлично!
— Но волнуется. В том составе ужас что творится.
— Отец часть денег дал, — отчитался я. — Двадцатку. Даже не быковал, прикинь? Есть возможность узнать цены в Москве на черешню и абрикосы?
— Сомнительно. Ирке с Толиком в рейс через два дня, а кто этим будет заниматься? Их поезд в пять вечера, наш — в шесть.
— Через два дня и поедем. — Я сложил два и два и продолжил: — Значит, я сейчас — на рынок приценяться. Черешня на деревьях достоит до послезавтра? Черви не пожрут?
— Аж бегом достоит. От червей я опрыскивала.
— Ага. Послезавтра — собираем урожай и думаем, как и сколько мы сможем унести с учетом того, что на метро по эскалаторам будет адски неудобно все это тащить. Нужна тележка, и не одна, ящики, желательно картонные — чтобы весили поменьше, и так будет тяжело. И еще — весы…
— Составим список, что нужно, — сказала бабушка. — Вместе… И мелочь надо приготовить для сдачи.
— И кульки! — вспомнил я главную проблему, с которой столкнулся, продавая рыбу. — Попрошу Наташку сшить их из пленки.
И Борька пусть присоединяется к швейной мастерской — общее дело все-таки.
— Жду звонка вечером, — сказала бабушка. — Скажи, во сколько наберешь — у меня дела на огороде.
— Хорошо. Полдесятого. И не вздумай продавать машину! Лучше я ее у тебя куплю, когда разбогатею.
На остановку мы отправились вместе с мамой и Наташкой, я дал им склеенные билеты. Мама вышла возле поликлиники. Сегодня она должна узнать, какие шаги нужно сделать, чтобы попасть на консультацию в онкоцентр в Москву.
Проводив Наташку до мола, я убедился, что ей досталось нормальное место — сделал несколько забросов: сначала поймались две рыбки, потом одна. Клев так себе, но хоть что-то.
— Ну все, я пошел. Ни хвоста, ни чешуи!
— Четыре тысячи, — сказала сестра. — Такой у меня сегодня план.
— Тогда уж пять!
— Ну, держи! — Она дала мне «пять», и я убежал.