Вперед, гвардия!

После этого на фронте наступило кажущееся затишье. Нехотя перебрасывались снарядами пушки, сухо пощёлкивали снайперские винтовки, а в сводках Совинформбюро изо дня в день стала появляться одна и та же фраза: «За истекшие сутки на фронтах существенных изменений не произошло».

Однако с каждым днем всё активнее прощупывали разведчики оборону фашистов, всё настойчивее становились поиски; по «зеленой улице» неслись к фронту эшелоны с танками и пушками; под покровом длинных зимних ночей перегруппировывались войска — тайно создавались мощные тараны.

Хотя Днепр и был ещё скован льдом, хотя и стояли недвижимы на клетках боевые катера, а в штабе Голованова почти не умолкали телефонные звонки, шифровки пачками ложились на столы.

— Когда катера смогут доставить бензин и взять на себя охрану переправ? — запрашивали из-под далекого Мозыря.

— Материальные ресурсы изыскивайте сами, — усталым голосом в который уже раз брюзжал недовольный снабженец.

«Разработайте план боевых операций на период весеннего половодья», — требовала шифровка.

И все нужно обдумать, подготовить, всем ответить, а тут ещё Чигарев…

Голованов вздохнул, пригладил рукой волосы и сказал, возвращаясь к столу:

— Приехал Норкин.

— Когда? — спросил Ясенев и весь подался вперед.

— Часа два назад его видели на вокзале.

— Прямо в часть ушел?

Контр-адмирал покачал головой. Нет, на Норкина это не похоже. Основные правила службы он знает, любит, уважает их и не нарушит без особой причины. Но сомнение вкралось в душу. Разумеется, нет ничего страшного и в том, если он прошел прямо в часть. Вот только обидно: о нем здесь думают, заботятся, может быть даже и любят той скупой фронтовой любовью, которая не позволяет давать волю чувствам, а он не ценит этого. Разве не они с Ясеневым упросили наркома отозвать его с Волги и отправить на курорт, а теперь вновь вытребовали себе?

— Что ж, у него там дружки, — не то с грустью, не то с завистью сказал Ясенев.

— А мы с тобой для него кто? — резко повернулся Голованов, насупился и тем самым окончательно выдал себя.

В это время в кабинет и вошел Норкин.

— Разрешите войти, товарищ контр-адмирал? — спросил он.

Голованов вскинул на него глаза и ответил, усмехнувшись:

— Входи, пропавшая грамота.

Сказал адмирал три слова, но сказал просто, душевно, и Норкину почудилось, что он попал домой и перед ним не строгий начальник, а родной отец, соскучившийся о сыне. И готовая фраза: «Прибыл в ваше распоряжение» — выученная за годы службы фраза, которую он слышал и сам произносил сотни раз, — вылетела из головы.

— Приехал, — сказал Норкин и как-то по-детски радостно и открыто посмотрел сначала на Голованова, а потом на Ясенева.

Адмирал встал, вышел из-за стола, остановился около Михаила и протянул ему руку.

— Ну, здравствуй, раз приехал. Где пропадал? Поезд давно пришел.

— В пэрукарню забежал. Зарос немного за дорогу, — ответил Михаил, радостно улыбаясь.

— Слышишь, комиссар? — Голованов повернулся К Ясеневу, словно призывая его в свидетели. — Он уже одно украинское слово выучил!

Ясенев не отрываясь смотрел на Норкина, прощупывал глазами каждую морщинку на его лице, отметил и аккуратно подогнанный китель и щегольскую фуражку с чересчур острыми и широкими краями. Последнее немного не соответствовало установленной форме, но Ясенев этому даже обрадовался: следит за своей внешностью, франтит — значит, настроение прекрасное, значит, оправился после минной войны. Ишь, глаза так и брызжут смешинками!

— А с комиссаром почему не здороваешься? Забыл или обиду имеешь? — добродушно подзуживает Голованов и легонько толкает Норкина в плечо. — Да вы обнимитесь, обнимитесь! Сегодня я разрешаю, а потом — не обессудьте! Прошли первые минуты встречи, и вот уже Норкин сидит около стола и сухо рассказывает о себе:

— Прибыл в Москву и недели две просидел в экипаже. Потом вызвали в управление кадров, дали путевку на курорт. Два месяца там отсыпался, отъедался — и снова в экипаж. Думал, что заплесневею там, хотел скандалить, да приказ получил. И сразу сюда.

Продолговатое, сухое лицо Голованова неподвижно. Его глаза из-под лохматых бровей смотрят строго, ничем не выдавая того, что адмирал рад и приезду Норкина и тому, что тот так хорошо выглядит.

— Сегодня же принимайте часть, — тихо, но властно говорит он, и Норкин невольно выпрямляется на стуле. — Сроку даю месяц. Потом инспекторская проверка со всеми вытекающими из этого последствиями. Ясно?

— Так точно.

— Особых инструкций не даю: сами увидите, с чего начать. Одно скажу на прощанье… Готовить дивизион нужно к боям, к тяжелым боям. Вопросы есть?

— Никак нет. Разрешите идти, товарищ контргадми-рал?

— Идите, — кивнул Голованов. Норкин встал, повернулся и, твердо ставя ноги, вышел из кабинета, бесшумно притворив за собой дверь.

— Каков, а? — не удержался Голованов и подмигнул Ясеневу, показав глазами на дверь. — Я теперь с него не слезу, пока все хвосты не вытянет!..