Возврата нет

– Неудивительно, что ты устала. Я так загрузил тебя работой, а тут еще выяснения отношений, склоки, споры, – сказал он сочувственно. Мэри захотелось послать его ко всем чертям, но он продолжил: – Я пришел к выводу, что тебе следует взять выходной. Прямо сегодня. Нужно отвлечься, выехать куда-нибудь, расслабиться!…

– Как я могу взять выходной, если я уже не работаю в этом доме? – ехидно спросила Мэри.

– А почему ты так решила? – невозмутимо поинтересовался Ирвин. – Я не видел никакой письменной просьбы о расчете, а значит, контракт по-прежнему сохраняет силу.

– Ирвин, я не знаю, что за игру ты затеял, но…

– Никакой игры, Мэри! – сказал он, наклонившись к ней. – Просто я и в самом деле не хочу, чтобы ты уходила…

Мэри почувствовала, что еще минута – и она заплачет.

– Послушай, мы должны серьезно поговорить, – дрогнувшим голосом произнесла она и поставила чашку на стол.

– Поговорим, – согласился он. – Обязательно поговорим. Но только когда вернемся.

– О чем ты?

– Ты, я и Мона на весь день оставляем виллу и отправляемся в путешествие…

– Но, Ирвин, я…

Мы обязательно поговорим… А пока собери девочку и позаботься, чтобы мы ничего не забыли. Шляпка от солнца, платьице понаряднее, смена подгузников… Да, не забудь прихватить для себя крем от загара и купальный костюм, они тебе пригодятся!

Мотор замолк, и Ирвин бросил в воду якорь. Загремела, разматываясь, цепь, а потом наступила звенящая тишина, только волны лениво пошлепывали о борт красавицы-яхты.

Небо было ослепительно синим, как расплавленный кобальт. Заслонившись ладонью от солнца, Мэри бросила взгляд на море. Яхта остановилась в нескольких милях от берега. В знойном мареве виднелись желтые, розовые и красные кирпичные домики, словно сошедшие с картины какого-нибудь итальянского художника.

Мэри с наслаждением вдохнула соленый воздух и прислонилась к бортику яхты, подставив себя палящим лучам солнца. Если бы не груз невыясненных отношений, ничто не омрачало бы ее блаженства.

Ирвин легко взбежал по лестнице на палубу. Он успел снять с себя тенниску и остался в одних шортах.

– Жарко! – сказал он, обмахиваясь. – Не желаешь искупаться перед ленчем?

Мэри посмотрела на его широкую загорелую грудь и торопливо перевела взгляд на раздвижную стеклянную дверь, ведущую вниз. Там, в прохладе кондиционированной каюты, возилась с игрушками в манежике Мона.

– Предлагаю заключить сделку, – сказал Ирвин, поймав ее взгляд. – Я пригляжу за Моной, а ты тем временем искупаешься, а потом поменяемся местами.

– Согласна, – кивнула Мэри и, поколебавшись, спустилась по лестнице в каюту. Под легким сарафанчиком на ней уже было бикини, и она могла раздеться прямо на палубе, но не решилась. Ну, ты и дура! – засмеялась про себя Мэри, остановившись. Этой ночью Ирвин имел возможность изучить ее тело в самых мельчайших подробностях, и тем не менее ей понадобилось ретироваться вниз, чтобы он не видел, как она раздевается. Скромность одолела!

Впрочем, двусмысленность пронизывала их отношения все сегодняшнее утро. В каждой реплике, в каждом шаге и жесте сквозила непонятная настороженность, прикрытая безупречной вежливостью и предупредительностью по отношению друг к другу.

Буквально через минуту Мэри уже плескалась в теплых и приветливых водах Адриатического моря, наслаждаясь божественной прохладой, особенно приятной после полуденного жара.

Заплыв подальше, она оглянулась. Белоснежная красавица-яхта гордо покачивалась на волнах, мачты упирались в раскаленный зенит, и только паруса бессильно висели – стоял полный штиль.

Когда Ирвин поутру объявил, что они отправляются в путешествие, Мэри и предположить не могла, что речь пойдет о морской прогулке.

У самой виллы располагался причал, а рядом с ним – увитый плющом навес. Именно там Ирвин держал свою «Русалку» – прогулочную яхту, купленную им три года назад у какого-то арабского эмира.

При виде этой белоснежной красавицы Мэри не сдержала возгласа изумления, и он, ухмыльнувшись, заметил:

– Здесь мы будем совсем одни. Никаких репортеров, никаких взломщиков, никого вообще! Только ты, я и Мона.

«Никаких репортеров!» Если бы он знал!…

Поднырнув под волну, Мэри развернулась и поплыла брассом к судну. Откровенное объяснение с Ирвином отодвигалось до вечера, но о чем они будут говорить с ним весь день, она не очень себе представляла. Один раз, когда девушка упомянула Шейлу, Ирвин резко перевел разговор на другую тему. Мэри могла предположить только, что его мучит совесть: любит он одну женщину, а тянется к другой. Но тут уж она ничем не могла ему помочь – для нее любовь была понятием цельным и неразделимым.

– Как водичка? – спросил Ирвин, подавая ей руку и помогая взобраться на палубу.

– Божественная! – натянуто улыбнулась она и хотела взять у него полотенце, но Ирвин игриво отвел руку в сторону.

– А нужно ли? – спросил он.

Мэри почувствовала, как тело ее пронзает сладкая истома.

– Послушай, – торопливо начала она, – не будем повторять ошибку вчерашней ночи…

– А кто сказал, что это была ошибка?

Из-за стеклянной двери донесся плач Моны, и Мэри рванулась к лестнице.

– Пойду, погляжу!