Возвращенный рай

— Если бы я продолжала верить сказкам, я бы решила, что ты привидение или домовой. Простите, вы что — пастор?

— Я пришел от твоего отца…

— А вы убеждены, что ищете меня, а не другую девушку? — спросила она. — Может быть, перепутали имена?

— Разве у него не было лошади?

— Да, у нас была лошадь.

— И шкатулка?

— Шкатулка?.. Откуда вы знаете? Значит, правда, что отец жив? Не по Библии, а вот так, будто он здесь, сидит на пригорке! Не чудится ли мне все это, как обычно?

Паренька епископ нашел в другом конце прихода, где он работал у крестьянина за еду. Он возил на лошадях сушеный торф. Торф набился ему в нос, в рот. На парнишке была большая шляпа, из-под которой торчал обесцвеченный солнцем и дождем клок волос.

— Видно, тебя, мой мальчик, не стригли с самого Первого дня лета, точно так же, как меня в детстве, — сказал епископ. — Что ты собираешься делать?

— Везти торф к дому, — ответил парень.

— Оставь, не надо.

— Хозяин ждет. Он укладывает торф, мне нельзя задерживаться. Могу я попросить у тебя понюшку, добрый человек? — спросил он. — У меня вышел весь табак.

— Дай-ка мне посмотреть на твой нос! — сказал епископ, подходя к мальчику и внимательно рассматривая его. — Ну да, у тебя же в носу нюхательный табак. А я-то подумал, что это торф. Едва ли ты научился этому у своего отца!

— Мой отец умер в чужой стране…

— Не спеши утверждать это, мой друг, — возразил епископ. — Может быть, он так же умер, как я?

— Я думаю, будь он жив, он не допустил бы, чтобы нас взял на иждивение приход. Он потомок Эгиля Скаллагримссона, норвежских королей и самого Харальда Боезуба.

— Ступай к ручью, мальчик, и тщательно вымой свой пос — снаружи и внутри. А я тем временем отведу лошадь с торфом к твоему хозяину. Я хочу освободить тебя от этой работы, а потом возьму с собой, чтобы ты сам убедился, умер ли твой отец.

— Он болен какой-нибудь страшной болезнью? — спросил паренек.

— Не страшнее тех, которым подвержены все мы: простуда, расстройство желудка иной раз от переедания на рождество.

— Ты видел его вчера? — спросил паренек.

— Да, вчера… если отбросить три года.

— Значит, уже после того, как он исчез?

— Можно сказать, я с ним попрощался.

— Его похоронили? — спросил мальчик.

— Не в тот раз, мой друг, хотя с тех пор его много раз могли похоронить.

Парень таращил глаза на епископа, снял шляпу, теребил волосы, словно раздумывая, как воспринять эту новость.

— Я все же уверен, многое говорит за то, что отец умер, — произнес он наконец, скорее из упрямства, нежели из убежденности, и поглядел вслед удаляющемуся епископу, который вел лошадь, груженную торфом. Однако после некоторого раздумья парень направился к ручью и стал умываться.

Жена Стейнара отыскалась в долине, на хуторе у дороги, где она перебивалась вместе с двухлетним мальчонкой — ребенком ее дочери. Она была слишком слаба здоровьем, чтобы ее могли использовать на крестьянской работе. Поэтому-то ее послали на этот хутор следить за домом, пока хозяин и его жена находятся в поле. Она вышла на порог с маленьким Стейнаром на руках.

Епископ Тьоудрекур протянул ей руку и дал кусочек жженого сахара ребенку.

— Крестьянин и его жена еще возятся в поле с сеном, хотя уже поздно. Они скоро придут. Может быть, они задержались на лугу, собирая ягоды для пастора. Я могу показать тебе туда дорогу.

— Кто ты, миссус? — спросил он.

— Я вдова, — ответила женщина. — Мы когда-то жили в Лиде, в Стейнлиде. Поцелуй дядю, детка, за сахар. Что-то я не знаю тебя, добрый человек, хоть и долго прожила у дороги. Ты, наверно, с востока?

— Ну что же, можно сказать и так. Это столь же далеко на востоке, сколь и на западе.

— Жаль, славный человек, я живу на иждивении прихода — у меня нет ничего… Будь жив мой муж, блаженной памяти, он бы предложил тебе отдохнуть с дороги и расспросил о новостях.

— Главное — добрые намерения, — сказал незнакомец. — Большое тебе спасибо за твою любезность. Но так уж получилось, что я в Исландии чувствую себя лучше сидя на камне, чем в доме. Это у камня, где привязывают лошадей, мы познакомились с ним, с человеком, о котором ты упомянула. Если тебя интересуют новости, миссус, то я мало что знаю. Но тебе я могу сообщить кое-что интересное. Ты назвала себя вдовой, спешу тебя заверить — ты ошиблась, миссус. Ты такая же вдова, как и я. Твой муж послал меня к тебе и просил передать вот эту пачку иголок.

Женщина одной рукой смахнула туман, застилающий глаза, другой рукой взяла иголки. Она долго рассматривала маленький черный пакетик — зрение у нее стало плохое.

— Хорошо получить пачку иголок, — сказала женщина. — Они всегда могут сгодиться в хозяйстве, только бы глаза были в порядке. Много я наслушалась всяких небылиц за последнее время, и оказывается, все это была правда. Вот только много лет я чувствую ужасную пустоту в голове и такую тревогу на сердце, что, как ни стыдно признаться, я подчас не знаю, где я — на небесах или на земле. Одно я твердо знаю: вся мудрость мира всегда с моим Стейнаром — жив он или мертв. Вот видите, он послал мне пачку иголок! Теперь бы недурно иметь еще немножко ниток…