Возвращенное имя

С нетерпением дождавшись условного дня и часа, он без труда нашел девушку в полупустом в это время кафе.

— Здравствуйте, Гела, — сказал он и поцеловал девушке руку.

— Откуда вы знаете мое имя? — удивилась она.

— Его можно прочесть на любой цирковой афише, а они расклеены по всему городу.

Девушка вспыхнула и сердито спросила:

— Ну, а вы кто?

— Несостоявшийся помещик, разорившийся издатель, изгнанный из университета профессор, — с некоторой бравадой весело ответил он.

— Как ваше имя? — насторожившись, спросила Гела.

Помонис назвал себя, и Гела воскликнула:

— Как, вы тот самый профессор Помонис — редактор знаменитой газеты «Время»?

— Я, — осторожно ответил он, — действительно профессор Помонис, и я редактировал «Время».

— Господи, как хорошо, что я узнала об этом только сейчас, — призналась девушка, — если бы вы сказали тогда в цирке… я бы так волновалась, что могла случайно промахнуться и попасть в вас, — говорила она, с откровенным любопытством разглядывая Помониса. — А что же вы теперь намереваетесь делать?

— Служить вашим ассистентом, — беззаботно отозвался Помонис.

— Нет, нет, — решительно сказала Гела, — я никогда больше не смогу стрелять в щит, если вы будете около него стоять. Давайте подумаем, надо найти какой-то выход.

— Идет, — также беззаботно отозвался Помонис, — только давайте подумаем втроем. — И привычным движением он вытащил из жилетного кармана и поставил на стол между бокалами маленькую терракотовую обезьянку с протянутыми вверх передними лапками.

Гела внимательно посмотрела на обезьянку и серьезно сказала:

— Если этот ваш друг всегда дает такие хорошие советы, то вы не зря носите его с собой.

— Что вы имеете в виду? — недоумевающе спросил Помонис.

— Мой погибший товарищ, — медленно проговорила Гела, — был очень способный человек. Он не только работал моим ассистентом, но и готовил замечательный номер — дрессированные обезьяны. Катастрофа произошла, когда дрессура была доведена только до середины. Осталась труппа обезьян. У нас во всей стране нет второго дрессировщика. Очень обидно отдавать этих обезьян — уже наполовину артистов — в зоопарк. Вы доведете дрессировку до конца и создадите такую программу, которую еще никто не видел.

— Почему вы думаете, что я смогу это сделать? — пробормотал крайне озадаченный Помонис.

— Профессор Помонис может все! — твердо парировала Гела.

— Хотел бы я хотя бы наполовину так в это верить, как вы, — пробормотал Помонис и громко спросил: — Ну, хорошо, допустим, что так будет. А деньги на покупку обезьян?

Но Гелу уже ничем нельзя было смутить.

— Вдова моего друга не возьмет с нас слишком дорого, особенно когда узнает, что обезьянки не попадут в зверинцы. У меня есть деньги для первого взноса. Номер безусловно будет пользоваться успехом, и мы быстро сможем расплатиться.

— Мы? — тоже став очень серьезным, спросил Помонис.

— Да. Мы, — секунду помедлив, твердо ответила Гела и сразу же, словно торопясь, спросила: — Как же все-таки получилось, что вы остались без работы?

— Я очень старался, — возвращаясь к прежнему тону, сказал Помонис — А как бы я иначе, встретился с вами?..

Тогда он отделался шуткой, но сейчас память упрямо возвращала ему давнопрошедшее…

— Я безмерно огорчен, что повод, доставивший мне удовольствие познакомиться с вами, профессор, столь неприятен для нас обоих, — мягко говорил высоколобый человек в блестящем жандармском мундире. — Увы, у правительства не было другого выхода. Вы уже не раз получали предупреждения. Министр внутренних дел проявил поистине ангельское терпение. С сегодняшнего дня ваша газета, которую я так высоко ценю, закрывается, — закончил он, беспомощно разведя холеными руками.

— Могу я узнать, за что? — холодно осведомился Помонис. — Ведь в газете ничего не писалось о политике. Может быть, вы находите ее безнравственной?

— Что вы, что вы! — с непритворным возмущением воскликнул генерал, совершенно выпрямляя и без того стройный стан. — Напротив. Ваша газета высоконравственная. Не скрою, я с удовольствием читаю ее по вечерам в семейном кругу. Моя жена и дети в восторге от вашей газеты. Вчера, когда за ужином я сообщил супруге о решении правительства закрыть газету, мой младший сын даже расплакался. Ему было очень обидно, что он так и не узнает, чем кончатся удивительные приключения капитана Фагерата.

— Тогда что же послужило причиной? — тем же тоном спросил Помонис.

— Видите ли, — доверительно наклонился к нему генерал, — как это ни странно — именно нравственный облик вашей газеты. Она слишком высоконравственная для массового читателя.

Помонис с недоумением откинулся в кресле и положил руку на край резного письменного стола.

— Да, да, — также доверительно продолжал генерал, — ужас настоящего времени — terror praesentis, как говорили римляне, — заключается и в том, что широкие массы народа еще не подготовлены для такого всеобъемлющего, безбрежного гуманизма, который проповедуете вы в вашей газете. Высокие идеи такого гуманизма понятны лишь таким, как мы с вами, и другим представителям мыслящей интеллигенции. А потом эти ассоциации…