Возвращенное имя

Георге, отличающийся большой любознательностью ко всему, что связано с земными благами, спросил:

— А ты вправду умеешь готовить этих улиток?

— Еще бы, — гордо ответил Саня, — сам дедушка меня научил, и я не раз их жарил.

— Тогда давай, — решительно сказал Георге, стаскивая рубаху и хитроумными узлами превратив ее в объемистый мешок.

Мы тоже стали собирать улиток. Саня же с гордым удовлетворением поглядывая на нас, время от времени выбраковывал некондиционные экземпляры. Дурацкие улитки, все утро бессмысленно раздражавшие нас, внезапно стали предметом охоты и гурманских вожделений, а само нашествие их приобрело глубокий и весьма приятный смысл. Около двух часов, не покладая рук, под жарким уже солнцем, собирали мы улиток.

Все это время Саня обогащал нас все новыми и новыми положительными знаниями.

Мы узнали, что органами слуха у улиток являются пузырьки с какими-то отолитами, а органы обоняния называются осфрадии, что на языке у них имеется терка, или «радула», для измельчения пищи, что есть светящиеся улитки, и кучу других, весьма полезных сведений.

Наконец, Саня объявил, что собрано достаточное количество улиток, чтобы накормить всю экспедицию. После этого он закурил трубку и велел нам вычистить улиток из раковин и тщательно их промыть.

Затем по указанию Сани мы пересыпали улиток солью и перцем и положили на две громадные экспедиционные сковородки.

Печи зажгли, и Саня, вместе с ассистировавшим ему Георге, стали помешивать улиток большими кухонными ножами.

Мы почтительно стояли по стенкам палатки, служившей кухней. Постепенно по палатке стал распространяться и все более усиливаться ужасный удушливый запах.

— Это ничего, — бодро оповестил нас Саня, предупреждая возможные вопросы, — это так всегда сначала пахнет.

Мне, однако, стало невмоготу, и я вышел из палатки, но ужасный запах преследовал меня и среди деревьев. Решив, что все равно пропадать, я вернулся в палатку как раз в тот самый момент, когда нетерпеливый Георге, подняв улитку вилкой прямо со сковородки, отправил ее в рот. Вслед за тем он издал громкий вопль и ринулся, едва не сбив опорный кол палатки, наружу. Птицей полетел он к ручью и вскоре исчез в сверкающей на солнце воде.

— Никогда не надо торопиться, — назидательно сказал Саня, — пока блюдо еще не готово, просто глупо его пробовать. Тем более что улиток надо жарить долго. Они очень живучи, и некоторые виды постоянно обитают в горячих источниках, в которых температура превышает пятьдесят градусов по Цельсию.

Все это было вполне разумно, но мне почему-то неожиданно стало очень жаль Саню, да и нас всех тоже.

Наконец содержимое сковородок, превратившееся в одну спекшуюся массу, почернело и Саня объявил, что блюдо готово.

— Знаешь, Саня, — искательно сказал я, — в старину было принято, чтобы повар первым пробовал изготовленное им кушанье, а мы все-таки археологи…

Саня отрезал с одной из сковородок клинышек черной плотной массы и положил его в алюминиевую миску. Делал он это все с невозмутимым видом, но я готов был поклясться, что руки у него дрожали. Потом Саня не спеша отрезал кусочек, положил его в рот и начал медленно, со вкусом жевать. В напряженном молчании глядя на него, я заметил, как сильно он побледнел и на скулах у него заходили желваки.

— Плюнь, Саня, плюнь! — убеждал я.

Саня послушался моего совета, выплюнул страшную жвачку, и вовремя. Не знаю, чем бы это для него кончилось, продлись это еще хоть несколько секунд. Кроме того, тут в палатку вошел весь еще влажный после вынужденного купания Георге и, обратившись к Сане, зловеще сказал:

— Бедный старик потому и умер, что отведал твоей стряпни.

Мы молча вышли из палатки. Саня нагнулся, меланхолически поднял одну из улиток, избежавших его гастрономических экзерсисов, и стал ее пристально рассматривать. Внезапно оживившись, он сказал:

— О, теперь я понял, в чем дело! Обычно у улиток, или как их научно называют, кастропода, раковина закручена спирально вправо, а у этих улиток раковина закручена влево. Это какие-то уродские мутанты. В этом все дело. Кроме того, сейчас, наверно, не сезон, — грустно добавил он.

Увы, передать, что ему ответил на это Георге, нет никакой возможности. Я же подумал: «Сезон, конечно, сезоном, но вот в какую сторону закручивать спираль — вправо или влево — это, видимо, играет большую роль».

ИДЕН

Подошла глубокая осень, время завершения археологических работ. Пора было свертывать и наш лесной лагерь и подумать о судьбе его обитателей. Реальная жизнь вступала в свои права. А может быть, наоборот, кончалась жизнь реальная, естественная и начиналась жизнь искусственная, связанная с неизвестно зачем придуманными тяготами и ограничениями. Не знаю. Во всяком случае — пора.