Возвращенное имя

Вот и рыбоконсервный завод. По всей территории его деревья, клумбы. Директор был на заводе, но кабинет его пустовал. Пришлось нам искать его по всем этим белым цехам, стены которых выложены кафелем и обмываются то и дело сильными струями воды из брандспойтов. Я в жизни не бывал на рыбоконсервном заводе и с интересом осматривался. Суда подходят к причалу, расположенному прямо на заводской территории. С причалов рыба по узкоколейке подается в раздаточный цех. Здесь машины очищают ее от чешуи, отрезают головы, хвосты, плавники. В воздухе сверкают потоки золотистых и серебряных чешуек. Зазевавшаяся Галка попала под такой ливень чешуек и оказалась облепленной ими, как русалка. Помонис, торопившийся найти директора, произнес звучное латинское проклятие и удалился, предоставив мне помогать Галке очищаться от чешуи. С помощью сердобольных веселых девушек в белых косынках, работавших в цехе, мы быстро закончили эту операцию и побежали искать Помониса. Открыли какую-то тяжелую дверь и попали в гигантский холодильник. Стены его от пола до потолка были покрыты батареями. Стоял резкий запах аммиака. Огромные рыбины с белыми усами вокруг рта лежали на металлических столах. Дежурили раздатчики в сибирских овчинных тулупах и меховых рукавицах. Из этого холодильника мы с Галкой выскочили, как из проруби. Возле клумбы с яркими цветами стояли вышедшие погреться раздатчики. Под лучами жаркого южного солнца они зябко поеживались в своих тулупах и хлопали рукавицами. К счастью, среди них мы заметили Помониса. Он, оказывается, уже нашел директора, и машина ждала нас у ворот. Видавший виды большой черный «мерседес», прыгая по ухабам, понес нас вперед. Некоторое время мы ехали молча. Стоило машине чуточку сбавить ход, как поднятая ею красноватая едкая пыль догоняла нас, оседала на одежде, попадала в нос.

Наш шофер, меланхолического вида плотный молодой человек лет двадцати пяти, вел машину со скоростью тридцать — сорок километров в час. Нас всех мучила эта иссушающая душу медлительность, но особенно страдал от нее Помонис. Узнав, что шофер имеет довольно поэтическое имя «Замфир», Помонис стал просить его ехать быстрее. Однако Замфир, поглядев на него своими большими черными глазами, ответил грустно, но твердо:

— Я обязан доставить господина профессора живым к месту назначения, и, клянусь девой Марией, я это сделаю.

Перед авторитетом девы Марии даже Помонис оказался бессильным. Впрочем, состояние дороги указывало на то, что дева была далеко не лишена сообразительности.

Помонис скоро утешился, узнав, что Замфир знает несколько действительно очень красивых старинных песен, времен еще турецкой неволи. Некоторое время они вдвоем распевали эти песни. Это привело Замфира в восхищение, насколько он вообще при своем меланхолическом нраве мог испытывать это чувство. Потом снова воцарилась тишина, которую внезапно прервал Помонис, спросив Галку:

— Ну, расскажи, что же ты здесь увидела и как тебе это понравилось?

И Галка и я поняли, что вопрос этот, как, впрочем, почти все его вопросы, задан неспроста.

Галка начала очень осторожно:

— Я читала, что когда-то вся эта область была дном Сарматского моря. Море давно высохло, исчезло. От него остались только соленые озера. Мы уже проехали мимо нескольких таких озер. Вокруг их берегов лежат широкие белые снеговые полосы, как воротники. Но это не снег, это соль. Озера мертвы. В них нет рыбы и вообще нет никакой жизни. Всюду вокруг видны древние невысокие скалы. Безобразные трещины рассекают их голые, выветренные склоны. В небе все время клубятся низкие темные облака. Но они не приносят дождя. Суха и бесплодна комковатая желтая земля. Душно и пыльно в этой низине. Вот, правда, археологических памятников здесь полно. Я уже видела какие-то валы и остатки римских укрепленных лагерей — каструмов и развалины средневековых замков. Так что для нас — археологов — эта земля ценная.

— Это все? — мрачно спросил Помонис.

Галка неуверенно кивнула.