Возвращения домой

Ничего об этом не ведая, Джордж ходил со счастливым видом, хотя, в отличие от первых недель его пребывания в Лондоне, он уже не сопровождал меня в моих задумчивых холостяцких прогулках по вечерам. Когда мы после работы сидели в баре, его взгляд становился вдруг рассеянным, он ни с того ни с сего поднимался и уходил, предоставляя мне одному шагать по Пимлико.

Разгадать его поведение мне помогла, как это ни парадоксально, Вера, занятая собственными переживаниями и потому не склонная ни к наблюдательности, ни к сплетням. Однажды майским вечером, придя ко мне за последней почтой, она уставилась в окно, улыбаясь совсем не свойственной ей жеманной улыбкой.

- Что-то мы стали редко видеть мистера Пассанта, - сказала она.

- Вы тоже?

- Разумеется, - вспыхнула она. И продолжала: - Говорят, он кем-то увлечен, поэтому его и не видно.

То, что она мне рассказала, было похоже на правду и одновременно казалось совершенно невероятным. Девица, завладевшая вниманием Джорджа, была машинистка из другого управления, упрямая в своей добродетели, вдвое моложе его. Их встречи, по-видимому, выливались в напоминавшие "вопросы и ответы" на страницах старомодных дамских журналов долгие споры о том, слишком ли он стар для нее или нет. Даже Вере стало смешно, что Джордж покорен, но, как рассказывали, он влюбился по уши и вел себя так, будто сам был ровесником этой девицы. Никому бы и в голову не пришло заподозрить его в грубой чувственности; он жаждал убедить ее выйти за него замуж. Я вспомнил, как он уже однажды делал попытку жениться.

- Ну, разве это не забавно? - сказала Вера вполне дружелюбно, но с капелькой злорадства. - Желаю ему счастья.

Какую хорошую пару составили бы они с Джорджем, подумал я с нетерпением стороннего наблюдателя. Пусть она не очень умна, лишена чувства юмора, пусть склонна к самообману, - Джордж меньше других обратил бы на это внимание, - характером ведь она не слабее его. Вместо этого она нашла кого-то, кто, кажется, ничего не мог ей дать, - вот оно, торжество биологического инстинкта. А теперь, в довершение ко всему, то же происходило и с Джорджем. И все-таки она была целиком захвачена своим чувством, и он, кажется, тоже. Размышляя о них, я испытывал острое любопытство, раздражение и чуть-чуть зависть.

31. ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ

В мою пыльную спальню, где на стене против окна играли лучи утреннего солнца, миссис Бьючемп вносила поднос с завтраком все позже и позже. Да и сам завтрак сократился до минимума: чашечка чая и одно печенье.

- Я делаю, что могу, мистер Элиот, - говорила миссис Бьючемп, и слова ее звучали не виновато, а мягко и с достоинством.

Пока она стояла рядом, словно ожидая поздравлений, а потом ковыляла по комнате и медлила с уходом, надеясь выведать что-нибудь о новых проявлениях людской безнравственности, я разворачивал газету. Каждое утро, охваченный непреодолимым влечением, как человек, которого что-то вынуждает дотрагиваться до всех почтовых ящиков на улице, я пробегал взглядом колонку, сообщавшую о новорожденных, в поисках фамилии "Холлис". После сплетни, переданной мне Гилбертом в последний раз, это влечение овладело мной еще задолго до того, как у Маргарет мог появиться ребенок. И каждое утро, когда интересовавшей меня фамилии в газете не оказывалось, я испытывал какое-то суеверное облегчение и готов был потворствовать слабостям миссис Бьючемп.

Однажды майским утром - мы ждали вторжения войск союзников, об этом извещал заголовок статьи на первой странице "Таймса" - я, уступив своему привычному влечению, проглядывал колонку на букву "X", еще не развернув газеты.

Вот она, эта фамилия! Она показалась мне странной, словно написанной буквами русского алфавита, которые я не мог сразу прочесть. Маргарет. Сын.

- Что-нибудь интересное, мистер Элиот? - донесся до меня, будто издалека, елейный голос миссис Бьючемп.

- Ничего особенного.

- В газетах никогда не бывает ничего интересного, правда?

- У моей старой приятельницы родился ребенок, вот и все.

- Было время, мистер Элиот, когда и я, если можно так выразиться, не отказалась бы иметь малыша. Но когда я увидела, во что эти малыши потом превращаются, то решила, что мне просто повезло.

Когда она наконец ушла, я, так и не развернув газеты, вновь и вновь, неизвестно зачем, перечитывал объявление, не понимая его смысла. Я не мог отделаться от желания увидеть Маргарет, хотя много раз твердо решал этого не делать. Я написал ей письмо в тех же выражениях, в каких обычно писал ей, о том, что прочел эту новость.

Я знал, как важно уметь вовремя признать свое поражение, - ведь часто я сам давал советы другим, что делать в таких случаях. Не встречайтесь, не пишите, не упоминайте даже имени; примиритесь со случившимся, думайте о других, забудьте о том, кого уже нет. Такую задачу и я поставил себе, в основном ради собственного покоя, а возможно, испытывая еще некоторую ответственность и за нее. Бесполезно было вспоминать об этом сейчас; наконец мне удалось разорвать свое письмо.