Возвращение великого воеводы

– Что же ты… – не сдержавшись, укорил он ее. – Обещала вечную любовь, а тут…

– Вечную не обещала, говорила, что любовь ваша продлится долгие-долгие годы, до конца дней ваших. Ольга погибла, но тебе, знать, на роду написан Мафусаилов век. Тебе и хранить вашу любовь.

– Ну да, – вяло обронил Сашка. – Как минимум еще шестьсот тридцать лет.

На какое-то время в горнице повисла тягостная тишина, которую Веда нарушила вопросом:

– А Черные Ангелы? Всех истребили?

– Не мы, – ответил Адаш. – То боярыня Ольга. А Бормотун… Знакомец-то твой. Мы ж тогда за ним людей посылали. Так не нашли они ни Бормотуна, ни мельницы его. Крестьян окрестных расспросили, так те говорят, что еще в прошлом году и мельница сгорела, и мельник сам исчез.

Веда, словно вспомнив о чем-то, метнулась к сундуку и, покопавшись в нем, вернулась к гостям.

– Возьми на память о ней. – Она протянула великому воеводе костяной гребень. – На нем еще сохранились ее волосы.

Сашка, мельком глянув на гребень, на диковинных зверей, вырезанных на нем, обернул его в платок и спрятал за пазуху.

– Спасибо.

– Это очень древний гребень, – пояснила знахарка. – Ольге он достался от матери, а той – от ее матери, и так дальше.

Великий воевода достал гребень, вновь осмотрел его, спросил у Веды:

– Ларец есть? Короб какой-нибудь… Только не берестяной.

– Есть, – обрадовавшись чему-то, объявила знахарка. – Тоже костяной.

Она достала из сундука небольшой ларчик, высыпала из него свои побрякушки и протянула его великому воеводе. Тот положил гребень в ларчик и, закрыв его на костяную же задвижку, попросил:

– А теперь давай свечей и нутряного сала.

Получив требуемое, Сашка принялся заливать горячим воском швы, но делал это так медленно и неумело, что Веда остановила его:

– Давай-ка я… У меня быстрей получится.

Через пару минут ларчик был залит воском и густо обмазан салом, после чего Веда тщательно обернула его в несколько слоев полотном и протянула Сашке.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Мы у тебя заступ возьмем, Адаш завезет тебе его как-нибудь. Либо сама за ним сходишь…

– Бери, конечно, – разрешила знахарка.

Выехав из Тушина, они направились не напрямик в Путилки, а свернули в Сходненский овраг. Найдя, как ему показалось, подходящее место, Сашка спрыгнул с коня. Вынув из-за пазухи ларец, пояснил Адашу:

– Похоронить хочу. Пусть от нее хоть что-то останется.

– Понятное дело…

Взяв заступ, Сашка принялся ковырять заболоченную низинку.

– Зачем же в болоте-то? – удивился Адаш.

– Говорят, в болоте дольше сохраняется.

– Разве что так…

Зарыв ларчик, великий воевода, омыв руки в речке, вновь вскочил в седло:

– Поехали, Адаш.

– Помянуть бы надо… Помянем у меня? – полувопросительно-полуутвердительно сказал старый воин.

– У тебя, – согласился великий воевода.

Уже в виду Адашевой усадьбы Сашка остановил своего коня.

– Стой, Адаш. Не могу я к тебе… Не смогу на Куницу, на малыша вашего смотреть… Извини…

Старому воину не надо было ничего объяснять. Он и так все понял. Адаш снял флягу с пояса, откупорил ее, протянул Сашке.

– Помяни.

Сашка сделал глоток и, ничего не сказав, вернул флягу Адашу.

– Да будет земля ей пухом… – Адаш приложился к фляге, после чего закрыл и вновь пристроил ее на пояс.

– Золото то, что хранишь, раздели с Гаврилой Ивановичем. Вельяминовым оно без надобности. И Ольгиным сироткам, когда время придет, выдели на приданое. Боярыня Марья Ивановна, уверен, в обиду их не даст, но и она не вечна. Присмотри за ними, Адаш.

– А ты? – глядя прямо Сашке в глаза, спросил он.

– Завтра Тимофей Вельяминов проснется… больным человеком. Того Тимофея, который сейчас с тобой говорит, с которым ты прошел не одно испытание, уже не будет. Никогда. – Сашка замолчал, но молчал и Адаш, продолжая строго глядеть на него. – Понимаешь… Тимофей, которого ты знаешь, и Тимофей, который проснется завтра в своей постели, в Воронцове, это не совсем один и тот же человек. Нет… Человек-то один и тот же… – Сашка тягостно вздохнул. – Ох, до чего тяжело это объяснить… – Несколько мгновений он держал паузу. – Я из будущего, Адаш. Ты, наверное, слышал, когда Веда сказала… Прости меня, если сможешь. Я не хотел тебя обманывать.

– Не тебе у меня просить прощения, государь. Я горд, что служил тебе. И… что был твоим другом. А что Веда сказала… Я догадывался, государь. С тех самых пор, как мы были с тобой у Вещей Готы.

– Спасибо, Адаш. Да какой я тебе государь… – Сашка протянул ему руку, и тот крепко пожал ее.

– Это вот там, где я тогда побывал… Это оттуда ты? – осторожно поинтересовался он.

– Да. Ты тогда увидел Москву, какой она будет через шестьсот с лишним лет.

– Да-а… – Адаш неодобрительно покрутил головой. – Не зря я невзлюбил этот город с первого его дня. Мне-то показалось, что хреновато там у вас.

– Ничего, жить можно. «Рыбасоиды» только достали. Русскому человеку уж и вздохнуть свободно нельзя. Но теперь, надеюсь, полегче станет. Я должен был здесь покончить с ними. Но я не смог. А она смогла…

– Не вини себя, государь. Она любила тебя и сделала это ради тебя. Сознательно сделала.

– Ладно. Прости, брат Адаш, если что… И… прощай!