Возвращение великого воеводы

Остей же был найден на кремлевской стене живым и здоровым, лишь слегка оглохшим после взрыва. Схвачен он был почти сразу же, как воины великого князя вошли в Кремль. Механизм правосудия действовал неумолимо и молниеносно – трех дней хватило и на следствие, и на суд. После вынесения приговора Дмитрий, и минуты лишней не задержавшись, уехал с дружиной в милую его сердцу Кострому. Довершение же начатого оставил на Боброка и великого воеводу.

Все прошедшие дни Сашка продолжал искать Ольгу, несмотря на то что Безуглый (у него были сломаны обе ноги, не считая многочисленных ушибов по всему телу), доставленный в Воронцово, на второй день пришел в себя и поведал ему всю их с Ольгой эпопею. Поверить в ее смерть Сашка не хотел, не мог и продолжал искать свою жену. Но ни среди мертвых, ни среди живых ее не было.

Народ московский, во множестве погибший в Кремле, не исчез, однако, совсем, как того, может быть, желали некоторые. Как только завершились боевые действия, откуда ни возьмись (а если быть точным, то из окрестных лесов, из ближних и дальних сел и деревень) потянулись москвичи в родной город. Кто-то возвращался в одной рубахе, а кто-то вез свое имущество на нескольких подводах. На пятый же день по «взятии» Кремля была назначена казнь государственного преступника, бывшего московского городского головы Ивана Остея Воронца-Вельяминова. Торжественное событие – первая прилюдная казнь в городе. Народу собралось – тьма-тьмущая. И кто только говорил, что все москвичи с Остеем в Кремле заперлись? А может, просто-напросто Москва такой город, что, назло всем невзгодам, только лишь растет и растет?

Из улицы на поляну выехала повозка с государственным преступником, сопровождаемая конной охраной. Десять всадников ехали впереди нее, десять позади. Повозке были приделаны высокие ребристые борта, и Иван Остей, несмотря на связанные за спиной руки, ехал стоя, опершись плечами об эти борта.

Народ радостно зашумел и заволновался, завидев главное действующее лицо сегодняшнего представления. Воины Боброка и великого воеводы, исполнявшие роль живого ограждения, с трудом сдерживали враз возбудившуюся толпу.

– Государь, – шепнул на ухо великому воеводе новоиспеченный боярин Адаш Арцыбашевич, – может, поедем отсюда? Не большой любитель я подобных зрелищ.

Великий воевода согласно кивнул и, в свою очередь склонившись к уху князя Боброка, шепнул:

– Дмитрий Михайлович, избавь меня от этого зрелища. Поеду я…

– Погоди чуток, Тимофей Васильевич. – Боброк был напряжен. Черт его знает, что означает это неожиданное возбуждение толпы. А ну как кинутся выручать своего любимца Остея? Дмитрий же, уехав в Кострому вместе с дружиной, оставил ему всего лишь две сотни воинов. Да еще полсотни великого воеводы. Негусто. А народу собралось – несколько тысяч. Повозка с Остеем в сопровождении охраны проехала через толпу, остановившись у помоста. Два воина, спешившись, помогли Остею взойти на помост да так и остались стоять по обе стороны от него. Трубачи три раза протрубили в свои огромные рога, и дьяк, развернув грамоту, принялся зачитывать решение великокняжеского суда. Боброк заметно расслабился, даже резкие черты его мужественного лица стали вроде бы мягче. – Что ж, поезжай, Тимофей Васильевич. До моего отъезда, полагаю, уже не увидимся? – Великий воевода согласно кивнул. – Ну, до встречи. Ждем тебя в столице. – Они обменялись рукопожатием.

Не мешкая, великий воевода с верным своим слугой боярином Адашем развернули коней и пустились вскачь от этого места. Ехали, не задумываясь куда, лишь бы подальше. Проскакав полверсты, остановились.

– В Воронцово? В Кремль – боярыню Ольгу искать? – спросил Адаш.

– Нет, Адаш, – качая головой, ответил великий воевода. – Ты же все эти дни так и не был дома?

– Не был.

– Ну, поедем, я тебя до дому провожу.

Они тронули коней, неспешно направившись в сторону Волоколамского тракта, а за их спинами вдруг возник, разносясь по окрестностям, многотысячеголосый радостный рев.

– Ну что за люди собрались в этом городе? Не понимаю я их, – посетовал Адаш. – Еще несколько дней назад готовы были своего городского голову на руках носить, жизни за него свои жертвовать, а сегодня… Радуются его обезглавливанию. Не понимаю.

– Москвичи, – ответил ему Сашка так же, как отвечал уже однажды, но в этот раз – без тени иронии.

Так, не торопясь, то шагом, то переходя на легкую рысь, доехали они до Тушина.

– Заедем? – спросил великий воевода.

Адаш лишь кивнул в ответ. Сашка не стал сворачивать к сгоревшей усадьбе, а, съехав с тракта, повернул в село. Знахарку Веду они застали во дворе.

– Здравствуйте, гости дорогие, – спокойно, без каких-либо эмоций приветствовала она их. – Пожалуйте в дом.

Оказавшись в горнице, вызвавшей целый сонм тягостных воспоминаний, Сашка угрюмо молвил:

– Нет больше моей Оли.

Адаш удивленно глянул на него. До сих пор великий воевода даже мысли не допускал такой, считая, что еще не все закоулки в Кремле они облазили, что где-то, в чудом уцелевшей части кремлевского подземелья, продолжает ждать его любимая женушка.

– Я знаю, – ответила Веда.