Возвращение в Тооредаан 2

…Но дело было даже не в провале порученного задания, а в полном провале былых представлений о своих взаимоотношений с сестрами. Если у Игиира и было что-то святое помимо службы — так это семья. Став, в очень юном возрасте главой семьи, он поклялся себе, что станет для сестер защитой и опорой, и сможет обеспечить им счастливую жизнь. И до самого последнего времени, искренне полагал, что это ему удалось. Он бился как мог, — мухлевал с подаваемыми в казначейство счетами, присваивал трофеи, сам жил впроголодь, питаясь из солдатского котла, но отсылал сестрам почти все свое жалование, и часто — с изрядным довеском. А последние полгода так и вовсе — смог обеспечить им уровень жизни, о котором все они, в своем полуголодном детстве, и мечтать не могли. Свой большой дом, достаток, положение в обществе, радужные перспективы… Но оказалось, что этого мало, для того чтобы сохранить крепость родственных уз. Во время их последнего разговора с Неевиией, ему подчас казалось, что сестра просто ненавидит его, словно бы это именно он виноват во всех ее бедах. Неудивительно, что она, встретив своего мужчину, постаралась скрыть его от того, кого считала чуть ли не своим врагом. Она ему об этом прямо сказала. Дескать — Иигрь настаивал тебе открыться, а я ему запретила. …И ведь, самое обидное, Игиир чувствовал, что Неевиия ему не врет, выгораживая мужа. Так все и было. Но в чем же его вина? — Разве он не старался сделать все возможное для счастья сестер? И разве не добился в десятки раз большего, чем его отец за всю свою жизнь? Или — уже нет? И провал этого задания, означает и крах его карьеры, а значит и полный провал с замужеством младшей сестры, репутация которой и так пострадала от скандала связанного с бегством старшей? Но возможно ли, как-нибудь исправить положение?

Он наконец остановился перед узкой дверью и достав ключ отомкнул обычный навесной замок. Кажется, раньше эта каморка была обычной кладовкой для корабельного барахла, пока ее не выделили ему одновременно и под кабинет и под каюту. Вечная полутьма, затхлый воздух наполненный «ароматами» соленой воды, подгнившей древесины, канатов и нескольких сотен проживающих в тесноте людей, постоянные скрипы обшивки и приглушенный гул голосов. Игиир уже почти начал привыкать к этим звукам и запахам, но после нескольких дней проведенных на земле, все это как-то непривычно сильно резануло по нервам. Чтобы успокоиться, он уже вполне привычным движением приподнял крышку рундука, так же служившего ему койкой и скамьей, и достал оттуда бутылку вина из возобновленного на Фесткийских островах запаса. Достал чашу, и недовольно сморщил нос, дно ее покрывал липкий слой остатков прошлых возлияний, да и сверху чаша отнюдь не блистала чистотой, покрытая темными дорожками и застывшими каплями. Но чтобы помыть посуду, пришлось бы подниматься на верхнюю палубу и тащиться в камбуз, а это — целое путешествие. А все подчиненные, которым можно было бы поручить эту миссию, увы, сейчас находились в законной увольнительной, весело пропивая свое двойное жалование в портовых кабаках. Игиир уже было выдернул пробку и захотел плеснуть в чашу вина, как волна отвращения и злости накрыла его.

— Я превращаюсь в вечного полусотника Кааба. — Пробормотал он вслух, и на миг, словно воочию увидел себя — старого, расползшегося, обрюзгшего, с красным, опухшим от постоянных пьянок лицом, и злобно оскалившись, шарахнул чашей об стену, разнеся ее на мелкие осколки.