Значит, встречи — именно так Рейчел называла сатанинские сексуальные оргии — продолжались, но уже не с отцом, Дональдом Дьюком, а с доктором Рональдом Стански. Это была отвратительная история, и с каждой страницей она становилась все отвратительнее. Как страшно должна быть искорежена психика Рейчел, чтобы ей самой нравилась такая жизнь! При этом никто и не подозревал о ее второй жизни, даже Гидеон. Кроукеру хотелось крепко обнять племянницу, защитить ее. У него разрывалось сердце от жалости к этой девочке, которая ждала только одного — настоящей любви, но не умела отличить любовь от похоти.
Если она выживет, Кроукер непременно позаботится о том, чтобы она начала совсем другую жизнь! Значит, придется обо всем рассказать Мэтти.
Но не теперь.
Кроукер снова вернулся к дневнику. Запись на предпоследней странице была сделана за три дня до внезапного приступа:
"Наша последняя встреча была странной. Собственно говоря, все встречи странны сами по себе. Однажды Дональд сказал мне, что сила духа заключается в том, чтобы полностью раскрыться перед темными силами внутри себя и отдаться им всецело. Однако эта встреча была самой странной из всех, наверное, потому, что мы с Рональдом были не одни. Вообще-то сначала, когда Рональд делает вид, что проводит медицинский осмотр и дальнейшее, более тщательное обследование, в кабинете все время суетится его медсестра. Она берет у меня кровь или устанавливает рентгеновский аппарат, или еще что-нибудь в том же роде. Наверное, Рональд просто вынужден соблюдать все эти внешние формальности, чтобы как-то оправдать в глазах остальных мои частые визиты к нему. Но потом его медсестра всегда уходила, и мы оставались вдвоем, чтобы начать волнующую игру. Это нас очень возбуждало — заниматься сексом в медицинском кабинете, напичканном всякой аппаратурой и прочей врачебной ерундой. Наверное, именно поэтому Рональд никогда не устраивал встреч ни в мотеле, ни где-нибудь еще. Вне стен этого кабинета пропала бы некая изюминка...
В этот раз с ним был высокий, стройный и смуглокожий мужчина. Он все время молчал и держался как-то в стороне. Рональд спросил, не возражаю ли я против его присутствия. Мужчина хотел только посмотреть на нас. Сам же он не произнесет ни слова и не коснется меня даже пальцем. Странно, но мне эта идея понравилась. Я вспомнила, как порой мне хотелось, чтобы мама увидела нас с Дональдом, хотя знала, что это будет для нее страшным ударом. Только так она смогла бы понять меня до конца.
Итак, я согласилась и позволила тому мужчине наблюдать за нами. Он уселся в углу с таким видом, словно ему уже много раз приходилось видеть подобное, и не просто видеть, но наблюдать. Я понимала, что все то, что мы с Рональдом делали у него на глазах, имело для него особый смысл, и это удваивало наше наслаждение...
Потом, когда Рональд уже прибирался в кабинете, этот мужчина подошел ко мне. Мы молча смотрели друг на друга так долго, что у меня закружилась голова. «Этого я не знал», — произнес он, наконец, столь таинственным голосом, что у меня по коже пробежали мурашки. Я хотела спросить, что он имел в виду, но тут же подумала, что это будет выглядеть страшно глупо. Где-то в глубине сердца я понимала, что мне не следует связываться с этим человеком. «Я ничего о тебе не знал», — внезапно сказал он. На меня напал такой страх, что сердце было готово выпрыгнуть из груди — так сильно оно забилось. Кровь бросилась мне в голову, и я ничего не смогла сказать.
Потом, когда они с Рональдом сидели и негромко о чем-то разговаривали, я потихоньку ускользнула в соседнюю комнату. Они даже не заметили этого. Когда мужчины ведут серьезные разговоры, женщины им уже не нужны. Его пиджак висел на старомодной деревянной вешалке в кабинете Рональда. Меня словно магнитом притянуло к этому пиджаку. Довольно долго я просто прижималась к нему щекой, вдыхая запах его хозяина. Запах этого мужчины мне нравился. Потом я запустила руку во внутренний карман и вынула оттуда бумажник, длинный и плоский, какие любил Дональд. Он был из крокодиловой кожи темно-синего, почти черного цвета. Он мне очень понравился, этот необычный, иссиня-черный оттенок. Потом я открыла его, сама не знаю зачем, и увидела тисненное золотом имя — Трей Мерли. Что за странное имя? Может, это какая-то выдумка? Если опустить одну букву, получится «тре мерли», что по-итальянски означает «три дрозда»...
На этом запись обрывалась. Однако в самом низу недописанной странички Рейчел торопливо набросала карандашом чей-то адрес. Уж не этого ли Трея Мерли?
Внезапно Кроукер похолодел от ужаса. Если верить словам покойной Вонды Шеперд, именно так звали владельца прокатной фирмы в Маргейте. Именно в этой фирме Майер арендовал зеленый «линкольн». Теперь выясняется, что этот Трей Мерли был знаком с доктором Стански. Что бы это могло значить? Пока Кроукер ничего не понимал, но в глубине души уже знал, что скоро все тайны раскроются...