Возвращение в Пустов

— Давай без упоминания в суе нашего общего знакомого. Можно было не говорить ничего. В конце концов, это мелко. Не пристало твоей стороне.

Шумер выдавил кривую улыбку.

— Тогда, вот.

Он подвинул монеты к мужчине.

— Н-да, — посмотрел на них тот, — не тридцать сребренников. Но я, знаешь, не брезгую даже малыми капиталовложениями.

Мужчина переправил монеты в карман пиджака.

— Тем более, ты почти ничего не съел. Будешь еще? — спросил он, указывая на тарелку.

— Нет, — сказал Шумер.

— Что ж, — мужчина аккуратно придвинул порцию к себе. — Так какие у тебя планы? Или я лезу не в свое дело?

— Пока никаких.

— Неужели? — Собеседник Шумера разглядывал пельмени, словно искал в них гармонический порядок. — То есть, мне не готовиться?

Шумер пожал плечами.

— К чему?

— К тебе.

— Я еще не определился.

— Ты ехал вообще без плана? — удивился мужчина. — Знаешь, скажу тебе, это никуда не годится. Ни плана, ни апостолов. Куда ты катишься? Это, друг мой, получается, в твоем неприглядном лице прибыло в Пустов вырождение идеи. А где боевой задор? Где исступление? Где румянец? Где люди с твоим именем на устах?

— Тебе же проще.

— Это как посмотреть. За тобой теперь придется приглядывать в оба глаза.

Шумер отступил от столика.

— Моя квартира цела?

— Разумеется! Полы вымыты, герань полита. Шучу.

Мужчина поднял тарелку на уровень глаз. Взгляд его из-за нагромождения пельменей был лукав.

— Уже уходишь? — спросил он.

— А что?

— Смотри, как могу!

Мужчина наклонил тарелку и раскрыл рот. Сметана, вода из-под пельменей, сами пельмени плеснули ему в лицо, брызнули на шею и ворот рубашки, пролились вниз потоком, оставляя мокрые пятна на дорогом костюме.

Всего два пельменя успели попасть по назначению — в глотку.

— Зачем? — спросил Шумер, глядя на застывший на носке кожаной туфли кружок теста.

Выкидыш мяса потерялся где-то на полу.

— Потому что могу! — мужчина прожевал пельмени и захохотал, вытирая нос и губы рукавом. — Представляешь? — Он раскинул руки. — Могу! И хочется!

— Счастливо оставаться.

Шумер толкнул двери. Небритая личность снаружи преградила ему путь, на носках заглядывая за спину.

— Этот там? — прохрипела она.

— Там, — кивнул Шумер.

— Вот урод.

Личность, сплюнув, полезла через ограду к липам и угрюмым собутыльникам, но, зависнув в интересном положении, обернулась.

— Слышь, а у тебя деньги есть? — спросила она Шумера.

— Нет.

— И ты — урод, — констатировала личность и шлепнулась по ту сторону ограды. — Здесь без денег — никуда, запомни.

— Я знаю, — сказал Шумер.

Под бдительным взглядом милиционера он пронзил вокзальное помещение насквозь и вышел в город. У широкого тротуара стояли автомобили-такси. Через площадь пестрел журналами киоск печатной продукции. Рядом с ним, как произведение авангардного искусства, тянула вверх и заплетала там, вверху, стальные стойки автобусная остановка. Тут же на рекламном щите Киркоров приглашал на свой концерт в местном ДК.

Шумер вздохнул по отсутствию денег. Без них, конечно, никуда. Но можно ведь и пешком? В ответ на собственный, не высказанный вслух вопрос он пересек площадь наискосок и пошел, забирая влево, дальше, по разбитой асфальтовой дорожке мимо общежития, мимо ларька, распространяющего запах свежей выпечки, мимо длинного бетонного забора, охраняющего груды кирпичей и остов недостроенного здания.

Здесь часто ходили.

Шумер шагал и считал окурки, бумажки и фантики, лежащие по сторонам дорожки. Затем нашел пакет и стал прибирать мусор в него. Сгибался и разгибался, скидывая в полиэтиленовое нутро пивные крышки, обертки, горелые спички, наклейки, кофейные стаканчики, скомканные мини-упаковки сока, салфетки и даже собачье дерьмо.

Его никто не видел. Он делал это для себя.

Очистив метра три квадратных, Шумер почувствовал себя гораздо лучше. Оглянувшись, он с удовольствием отметил, насколько ухоженными стали эти метры. Конечно, бросать такое занятие сейчас не стоило. Три метра — это слишком мало. Тем более, для него.

Шумер улыбнулся и, кланяясь каждой мелкой гадости, пошел по дорожке обратно. Глаза замечали, пальцы работали как клешни.

Пакет все принимал безропотно. Обрывки билетов и талонов, презервативы, какую-то пластиковую чешую, снова пивные крышки, целлофан, мокрую, расползающуюся газету, кстати, местную, «За чистый Пустов!», кукольную голову и резиновое колесо от игрушечной машинки — все исчезало в нем, словно в бездне.

Добравшись до ларька с выпечкой, Шумер повернул снова и под изумленным взглядом сидящей внутри продавщицы принялся собирать мусор по другую сторону дорожки. С каждым шагом ему все больше хотелось жить и бороться. Возможно, это было следствие внезапной трудотерапии.

— Эй! Эй! — высунувшись в окошко, окликнула его продавщица. — Ты новый уборщик что ли?

— Нет, — сказал Шумер, разгибаясь. Он поднял руку почесать нос, но увидел черные, в ранках порезов пальцы и передумал. — Это я для себя.

— Как для себя? — опешила продавщица.

Она была женщина пожившая, всякие дела «для себя» у нее прочно ассоциировались с домашней обстановкой, телевизором и отдыхом в Турции.

— Хочется пройти по чистой дорожке, — объяснил ей Шумер.